Стеклянный мёд (глава пятнадцатая)

 Глава пятнадцатая,

в которой  мы выясним кое-что о  географии, чайник примет решение, а ЛоббиТобби наконец-то достигнет пределов Сонной Пасеки и даже успеет завести знакомство.

          Если бы вам пришлось путешествовать по северному полушарию, то географическая карта, к услугам которой вы, несомненно, обратились бы, не по своей воле ввела бы вас в заблуждение. Сверившись с компасом, атласом всевозможных дорог и картой, охватывающей территорию бывшей империи Великих Руманов, вы даже не заподозрили бы, что чего-то в красиво изданных топографических источниках не достает. Признайтесь: кто из вас без подглядывания в атлас знает географию хотя бы своей страны? А ведь, наверняка, в школе вы изучаете этот достойный уважения предмет. Что уж говорить о географии соседних стран и континентов!. Точно так же любой житель Бургвилии или Всеславии знает разве что несколько маршрутов от магазина до ближайшего ярмарочного балагана, или от своего дома до театрона или  школы. Некоторые из особенно прилежных учеников знают, что столицей Всеславии является большой город Рослин;, столица Бургвилии- это Хаусвиль,  а Глухомании – Дартмур.  Отличники, получающие стипендию магистрата, знают, что в северном полушарии, помимо восточного континента, имеется еще и западный континент. Кроме того, они в курсе, что много миллионов лет назад оба континента соединялись перешейком, и это  древним людям значительно облегчало туристические поездки.  Подробности исчезновения перешейка до сих пор остаются дискуссионными в научных кругах, поэтому требовать от учеников знаний в этой области было бы несправедливо. Очертания Западного и Восточного континентов (если расположить бок о бок карты двух континентов)  с расстояния вытянутой руки, походят на раскрытые крылья бабочки, тельце которой сгинуло вместе с перешейком.

          Двигаясь из окрестностей Градомилова, что на юго-западе Всеславии,  ЛоббиТобби и чайник миновали Синюю Лощину, обошли стороной еще несколько городов, миновали Долину Папоротников  и вот-вот должны были покинуть пределы тихой, уютной и богатой Всеславии, перейдя Имперский Хребет, охраняющий северо-западную границу страны. Надо сказать, что Всеславию намного легче было пересечь по вертикали нежели по горизонтали. Неимоверно длиная некогда бывшая средоточием империи Великих Руманов, Всеславия напоминала ковровую дорожку, раскатанную с востока на запад  через весь Восточный континент, правый край которой тонул в непроходимых болотах соседней Мокрелии. 

          Согласно географическим картам, за Имперским Хребтом располагалась местность, неопределенно обозначенная как «Терра Забытикус» и по непонятной причине не интересовавшая ученые умы. Земли за Имперским Хребтом повторяли судьбы большинства неизведанных просторов антресолей, слухи о существовании которых, вроде бы основаны на реальных фактах, но где это, а главное - что там творится - доподлинно  неизвестно.

          В соответствие с официальной договоренностью ученых умов Восточного континента, географией принято считать целый комплекс наук, изучающих поверхность Восточного континента с его природными условиями, а также распределение на нем населения и экономических ресурсов.

          Ученые Западного континента пошли дальше в определении понятия «география» (при этом они ушли значительно дальше на запад). По их определению, география – это наука, изучающая географическую оболочку Западного континента, ее структуру и динамику, взаимодействие и распределение в пространстве ее отдельных компонентов.

          Таким образом, в виду отсутствия единого объекта изучения (а ведь есть еще и Южный континент, где объектом изучения могли считать именно Южный континент; с них станется – с этих южан!) на обоих континентах география была признана лженаукой. Трудно сказать, откуда на континентах появились более-менее точные карты и атласы, при полном упадке географии как науки.

          Так вот. Земли за Имперским Хребтом с  молчаливого согласия членов «Академии Всевозможных Наук За Исключением Лженаук, к коим относится гадание на бараньей лопатке» (или сокращенно АВНЗИЛ) за  последние лет пятьсот вообще не указывались на географических картах. Выходило, что за Имперским Хребтом сразу после белой кляксы (необъяснимым образом вкравшейся во все карты разом) существует лишь группка небольших островов, отделяющих  Восточный континент от «Ах, какая жалость, Всеобщего океана».  Столь замысловатым названием «Ах, какая жалость,  Всеобщий океан» обязан единодушно вырвавшемуся возгласу правителей стран, съехавшихся около пятидесяти лет назад на заседание, посвященное великому открытию. Открытие это было сделано Анджеем Комаревичем, оставшимся  без работы в связи с развалом империи Великих Руманов придворным поэтом. Комаревич горевал недолго., Сначала он попробовал себя в качестве путешественника и сделал величайшее открытие. В результате  его экспедиции выяснилось, что великие воды, омывавшие берега каждого из трех континентов, являются одним и тем же океаном, а не пятью разными, как считалось ранее. Потрясенный масштабом сделанного открытия, Комаревич переквалифицировался в повара. На ниве поварского искусства он также добился успеха,  придумав проводить  публичные мастер-классы. На его шоу, устраивавшиеся на огромных стадионах, собирались тысячи гурманов и поклонников его же поэзии, так как в процессе приготовления блюд Комаревич не забывал читать стихи. С годами он погрузнел и погрустнел, отошел от плиты  и теперь просто владел  модным рестораном в Рослине. 

         

***

Ориентируясь на кляксу, как на путеводную звезду, путники иногда сверяли свой маршрут с картой. Добравшись до подножия горной гряды, вдоль которой на карте далеко отстоящими друг от друга буквами было написано « И  м   п   е   р   с   к   и  й     Х  р   е  б  е т», ЛоббиТобби отстегнул лямки заплечного домика и с сомнением посмотрел на снежные шапки, венчавшие наиболее высокие вершины хребта. За спиной мумзика послышался мотив разудалой песенки, подслушанной товарищами в одной из деревень на пути следования, исполнявшейся в данный момент булькающим голосом. Чайник показался из-за можжевелового куста. Его Крышка  лихо сидела набекрень, из образовавшейся щели торчал букетик осенних цветов. Чайник приплясывал, сам себе аккомпанируя носовым пением.

          -  Никогда не верил тем, кто утверждали, будто бы горный воздух пьянит, - усмехнулся мумзик, оглядывая компаньона с ног до торчащих над головой чайника цветов, - А зря!.

          - Прекрасный день! Прекрасный! – чайник улыбался и одаривал медным сиянием все вокруг.

            - Он станет прекрасным в тот момент, когда кто-нибудь объяснит мне, каким образом мы сможем перевалить через вот этот бугорок, - ЛоббиТобби кивнул в сторону Хребта.

          Чайник прервал свой танец и попытался объять взором  терявшиеся в высоте вершины, от чего крышечка соскользнула с отполированной головы и со звоном упала на один из каменных уступов, кои изобиловали повсюду.

          - Не ожидал, - восторженно выдохнул он.

          - Я тоже, - безо всякого восторга признался ЛоббиТобби.

          - А давай-ка передохнем, вернее, давай-ка ты передохни. А я пока осмотрюсь. Может, идея упадет мне на голову, - великодушно предложил чайник.

          - Что в здешних местах может упасть тебе на голову, так это камень. Но если ты пообещаешь быть осторожным, пожалуйста – полчаса в твоем распоряжении. Мне и впрямь не мешало бы чуток передохнуть.    

          В то время как ЛоббиТобби, сосредоточенно разглядывая горный массив, жевал земляничные пастилки на крыше домика, чайник предпринял небольшую экспедицию в сторону расщелины, издалека казавшейся приемлемым вариантом для проникновения  на противоположную сторону Хребта без восхождения к горным вершинам.

          День благоухал осотом, радующимся  затянувшимся дням Бабьего Лета, и звенел сотнями ведерок рабочих пчел, пользовавшихся всеобщим благодушием.
 Уставший не столько от длительных переходов, сколько от дум о предстоящих встречах и туманности возложенной на него миссии, мумзик прикорнул, подставив солнечным лучам кнопочный нос. Ему снилось, что чайник, обороняясь крышечкой вместо щита и десертным ножом вместо копья, отбивается от полчищ полосатых солдат. В виду явного численного превосходства противника, чайник отступает. Солдаты наскакивают на чайник, корежа о его медные бока крошечные шпажки. Чайник отчаянно сопротивляется, но все же делает назад шажок за шажком, не замечая, что за его спиной застыла в каменном зевке глубокая темная расщелина. Мумзик проснулся от звона, вызванного, как ему казалось со сна,  падением медного друга в ущелье. Мумзик широко распахнул глаза. Стоящее в зените солнце ослепило его, но за долю секунды до наступления темноты, ЛоббиТобби успел заметить грузную тень, присевшую, топнувшую ножкой и умчавшуюся ввысь от крыши домика.  Взлетев, тень странно металлически скрипнула и унеслась прочь в сторону Хребта. 

          - Я нашел! Ты представляешь, я нашел! – на бегу кричал чайник, - Мы не полезем вверх, мы пойдем вниз.  Там есть проход!.

          - Я где-то уже видел такой же притоп ногой, - подумал вслух мумзик.

          - Что? Какой ногой? Ты слышишь, что я говорю? – утреннее радостное возбуждение чайника, казалось, лишь усугубилось.

          - Да, и не только я это слышал. По крайней мере все деревья, трава, горы и пчелы тоже слыхали. Пчелы! – вдруг вскрикнул ЛоббиТобби. – Ну конечно же, так топал ножкой мистер Пипс.

          - Кто такой мистер Пипс? (– чайник не понял связи между неизвестным ему мистером и только что сообщенной новостью.

          - Помнишь,  я тебе рассказывал про то, как попал в зеркало? Ну так  именно мистер Пипс подсказал мне, как оно работает.

          - И что?

          - Как что? Ведь мистер Пипс – шмель. Я, конечно, не стрекозяблик, но думаю, что шмели состоят с пчелами в каком-то родстве, - сделал вывод ЛоббиТобби.

          -Как мумзики и стрекозяблики? – не задумываясь, ляпнул чайник.

          - В истории каждой семьи есть события, о которых не принято говорить в обществе, - отрезал мумзик.

          - Подумаешь, - протянул чайник. – Что такого страшного, что твой родственник расширил семейный бизнес? Зато семья, благодаря его предприимчивости, кроме пестиков-тычинок еще и опылением управляет.

          - Они же предали идеалы, - уже не так уверенно возразил мумзик.

          - Разве? А я думал, что они распространили семейную монополию с царства растений на  мир насекомых. Неглупый шаг, да?

          - Но ведь насекомые вредят растениям, - мумзик не хотел сдаваться, хотя подход к тысячелетиями длящемуся раздору, предложенный чайником, имел несомненную позитивную основу.

          - Некоторые, - с готовностью согласился чайник. – Но ведь на то вы  - мумзики и существуете, чтоб урегулировать проблемы типа «кто кого съел, и что за это он мне должен». Ну, ты понимаешь. К тому же есть насекомые, которые вовсе не вредят растениям,   а сотрудничают с ними. Пчелы, например.

          - Ах, да, пчелы!... Это все - таки была пчела.

          - Ты вот опять о чем?

          - Я задремал, - начал было мумзик, - а пчела с ее ведрами,.. она еще вот так надо мной наклонилась. И сон! Сон такой тяжелый был.  В общем, с  этим надо разобраться, - он потер переносицу, сморгнул и переспросил, - Так что там с проходом?

          -   Он есть! Если пройти немного вдоль правой скалы над расщелиной, то за ней будет спуск, и дорога там уже намного шире. Но расщелина тянется не насквозь, поэтому умные гномы проделали  в скале проход. А уж если гном проходит, то мумзик и подавно пройдет. Надеюсь, с гномами у мумзиков не было никаких конфликтов? 

          - Не припоминаю.

          - Вот и чудненько, - чайник удовлетворенно потер ручки.

          - Но профессиональные секреты гномов могут быть серьезным препятствием для проникновения в их тоннели. Промышленный шпионаж – преступление, за которое по гномьим законам полагается сто лет каторжных работ.

          - Шпионаж? Сто лет? – чайник вытаращил глаза, - я за сто лет не то, что патиной покроюсь, в труху в их подземельях превращусь. А что считается шпионажем?

          - Я всех тонкостей не знаю, но, кажется, речь идет о полезных ископаемых, к которым гномы традиционно относят драгоценные камни и металлы.

          - А, ну тогда мы ничем не рискуем, - чайник с облегчением махнул ручкой. – Тут как раз отработанная жила, которой теперь пользуются как тоннелем все, кто способен протиснуться в него

           - Интересно. Кстати,  как ты успел так далеко сходить? Я же спал не больше получаса. 

          - А я далеко и не ходил,  - чайник вынул носик из осота, ароматом которого ему помешала насладиться очередная пчела, собиравшая нектар. – Я дошел лишь до ущелья и встретил, угадай кого.

          - Не знаю и гадать не желаю. Хочешь сказать  - скажи, не хочешь -  при себе держи.

          - Одного серого я встретил, - чайник широко улыбнулся. – А он - такая удача  - оказался родственником Мышки. Ах, Мышка, какая она славная!. Вспоминаю наши чаепития, нашу дружбу, наши слезы при расставании…

- Вот болтун! – мумзик, едва сдерживаясь от смеха, хлопнул приятеля по округлому пузу.

- Перекинулись парой слов, я ему привет от Мышки передал. Он-то мне все и рассказал и про тоннель, и про гномов и даже кое-что про обитателей с той стороны гор.

          - А что про обитателей?

          - Странные, говорит, обитатели. Восемь ног, три глаза и все на животе, а головы и вовсе нет.

          - Что? – мумзик выпучил глаза.

          - С одиннадцатым октября тебя, дружище! – и чайник покатился со смеху, отчего цветы, все еще торчавшие из-под крышки, дружно заколыхались. – Я даже не надеялся, что смогу тебя опять разыграть. Сколько лет мы  уже вместе? И каждый год одиннадцатого октября ты попадаешься на мои самые дурацкие розыгрыши.

          - Да Ну тебя, честное слово!. И с проходом сквозь гору тоже вранье?

          - Проход как раз – самая взаправдашняя правда.

          - Так чего ж мы ждем? Проход, поди, длинный. А дни ноне короткие. Нам бы засветло успеть, а с коробом не так-то резво по каменистым уступам, хоть и под горку, трюхать

          - Да, вот еще предупредить забыл. С коробом туда никак не получится.

          - Это почему же? Раз гном проходит, так и короб пройдет.

          - В тоннеле пройдет, это как пить дать. Но  до тоннеля еще дойти нужно. Серый сказал, что вдоль провала надо идти. А там тропочка узкая.  А если она узкая для серого, то короб точно не пройдет.

          - Пошли, посмотрим, - деловито предложил мумзик,  пристегивая короб лямками в привычное положение.

          Но смотреть было особенно не на что. Тропочки в том виде, как ее себе представлял чайник, не было и в помине. По-над глубоченным провалом, таким глубоким, что эхо, падая вниз, немело от страха, в скале имелся узенький уступчик. Мумзик с сомнением потрогал лямку заплечного дома. Оставалось сделать выбор:  идти через гору с коробом или налегке, плотно вжимаясь спиной в скалу над пропастью. ЛоббиТобби ощутил, что его ладошки стали холодными и влажными, а в животе стало как-то особенно неуютно. Не то, чтоб ЛоббиТобби боялся высоты, просто он не любил приземляться после продолжительного падения. Почему именно сейчас перед его глазами промелькнула картина, которую он уже однажды видел: старинное медное зеркало падает в глубокую расщелину? Медное зеркало! От этой мысли он встрепенулся и, с усилием оторвав взгляд от холодящего душу провала, посмотрел на медного друга. Чайник безмолвствовал. Более  того, он бездействовал, то есть он стоял, как самый обычный чайник на кухонном столе, не подавая признаков жизни. ЛоббиТобби обошел чайник и заглянул в его лицо. Идеально отполированная поверхность, отразив мумзика, состроила кривую рожицу, за  которой в хищной ухмылке изогнулось отражение каменной бездны.

          - Я здесь не пройду, - чуть слышно пролепетал чайник.

          - Да, я уже понял.

          - Нет, нет, я не боюсь. Просто тропинка вдоль скалы уже, чем необходимо для моих ножек, - он все еще, не моргая, смотрел в пропасть и  пытался побороть панику.

          - Значит, пойдем в гору, - попробовал утешить друга ЛоббиТобби.

          - Как ты думаешь, сколько времени это может занять?

          - Не знаю, - пожал плечами мумзик. – Может, три дня, а может… Какая разница, если нет другого выхода? Или, вернее сказать, прохода.

          - Ты же сам говорил, что одна вещь не может терпеть. И срок ее терпения истекает послезавтра, как я припоминаю, - чайник все еще смотрел в расщелину.

          «Тень, как  же я мог о ней забыть! – едва не вскрикнул мумзик и схватился на запястье, обвитое тенью цепочки. – Идти в обход нет никакой возможности».

          - Ты прав. Но ведь тоннеля могло и не быть вовсе. Нам все равно пришлось бы решать вопрос о том, как перебираться через горы. Короб и в любом случае  пришлось бы  оставить с этой стороны, в горах с ним мы будем двигаться еще медленнее.

          - Я думаю, - бесцветным голосом продолжил чайник, - тебе надо воспользоваться тоннелем. А я с коробом попробую перебраться  через горы и за  несколько дней доберусь до этой Пасеки.

          Мумзик схватил чайник за ручки и развернул лицом от провала, как магнит притягивающего его медного друга. «Магнит, - хмыкнул внутри себя мумзик, - магнит не притягивает медные предметы». Чайник моргнул и с облегчением сел, так как его ножки более не в силах были держать столько тяжкое потрясение, какое чайник только что испытал.

          - Чайник, - мумзик легонько похлопал его по щекам, - чайник! Ты в своем уме? Ты сам-то понял, что сейчас сказал?

          - Еще бы, - вздохнул чайник. – Мне все равно пришлось бы идти вверх. Так? Но если мы пойдем вместе, то ты потеряешь время. Выходит, что это единственное правильное решение . Иди, не сомневайся!. И чем скорее ты уйдешь, тем легче мне будет пережить свое благородство, которое ничем не будет отличаться от глупости, когда я наконец-то приду в себя.

          ЛоббиТобби порывисто обнял чайник, не говоря ни слова, юлой крутнулся вокруг своей оси и кинулся туда, где за пропастью был обещан тоннель.

          Чайник вынул из-под крышки букетик и печально посмотрел на него.

***

          Больший отрезок пути, если  можно назвать путем узкую полоску едва выступающей горной породы, уже осталась позади.

«Хорошо, что тетушка Бабье Лето скупа на дожди», - думал ЛоббиТобби, вжимаясь спиной в холодный камень и осторожно продвигаясь шажок за шажком вперед.

Идти становилось труднее, солнце давно покинуло ту часть неба, откуда было удобно заглядывать внутрь расщелины и следить за тем, как крохотная фигурка, лихорадочно ощупывая неровности породы вытянутой вперед правой рукой,  пробирается в сердце гор. Выскользнувший из-под ноги камушек запрыгал вниз, туда, куда мумзик старался не смотреть. ЛоббиТобби успел сделать несколько шагов прежде, чем снизу донеслось эхо удара камушка обо что-то металлическое. Другие камушки, уже выпрыгивавшие из-под ног, падали с обычным каменным звуком, иногда усиленным падением нескольких попутно увлеченных веселым прыганьем таких же камней.

«Мне некогда удивляться, - сказал себе ЛоббиТобби, - вот войду в тоннель, поразмыслю».

Он уже чувствовал, что холод из пропасти остается где-то слева, что уступ стал немного шире, и идти уже можно, не касаясь спиной скалы.  Практически наощупь он добрался до того места, где риск сорваться остался в прошлом. ЛоббиТобби поднял голову и увидел где-то высоко-высоко над собой кусочек  голубого беззвездного  неба. Ноги его тряслись от напряжения, четыре часа, проведенных над пропастью, выпили почти все силы коротышки, и теперь он, стоя в объятиях сгущающейся темноты расселины, не знал, что делать дальше.

***

          Чайник отрегулировал лямки с учетом своих округлостей, пристегнул короб и двинулся вперед по плавно набирающей уклон тропинке. По-видимому, этой тропинкой пользовались в основном горные козы, потому как растительность вокруг нее была изрядно объеденной. Горный воздух, прозрачный как…(«Пожалуй, как горный воздух», - решил для себя проблему сравнения чайник) горный воздух, согласимся и мы с чайником, дружное жужжание пчел над оптимистически настроенными, невзирая на приближение холодов, яркими низкорослыми горными цветами, звон миниатюрных ведерок и сонно-медитировавшая на одном из теплых камней ящерица предавали чайнику бодрости духа. Перебирая всеми четырьмя ножками, он резво карабкался вверх по склону, подстегивая себя мыслью  о том, что пугающе  манящая бездна осталась внизу.  Однако, чем круче становился подъем, тем реже ножки цокали по каменистой тропе,; короб тянул назад и чайник прикладывал максимум усилий, чтобы не опрокинуться на спину. Примерно в то же время, когда мумзик очутился на ровном пятачке  перед входом в тоннель, чайник остановился и проводил взглядом солнце, потихоньку скользящее к горизонту. «Хотел бы я сейчас оказаться на его месте», - позавидовал чайник  дневному светилу, сделал еще несколько шажков и решил: «Вон до того куста добираюсь и баста. Разведу костерок, погреюсь и спать.» Эта мысль оказалась энергетически ценной, и последние пару метров чайник преодолел с грацией горного козла.

          Костер догорал, когда на небе появилась первая звезда. «Должно быть, звезды тут намного ближе, если светят ярче, чем в Рослине, - размышлял чайник. – Вот интересно: их свет достигает дна той пропасти,  мимо которой сейчас идет ЛоббиТобби? Как он там?» Беспокойство овладело чайником. Он вскочил и нервно забегал вокруг костра. «Зачем, зачем я отпустил его одного? Эта бездна такая притягательная. Вдруг он тоже не удержался от соблазна заглянуть в нее. Что уж настолько  важного в той  вещи, которая не может ждать? Что это вообще за вещь такая?». Чайник вспоминал рассказ ЛоббиТобби о проникновении в зеркало и досадовал, что мумзик крайне туманно сообщил о какой-то вещи, которая должна быть у границ Листирании не позднее захода седьмого дня, иначе вся экспедиция теряет смысл и придется начинать все сначала, если, конечно, второй шанс существует в природе.

          «Что такое – второй шанс? – углубился в философские размышления, чтобы как-то успокоиться, чайник. – Любой шанс – это случай, который приводит к определенному результату. У каждого шанса свое время и свои пути. Каждый шанс сам по себе. Значит, второго, как и третьего шанса не существует. Вот почему ЛоббиТобби так спешил. Не такой уж и простодыра мой коротышка», – с гордостью улыбнулся своим мыслям  чайник перед тем, как заснуть.

***

          Постепенно глаза привыкли к темноте, и ЛоббиТобби различил в скале что-то вроде мышиного лаза. Правда, для такого лаза мышь должна  быть ростом с крупную кошку или с присевшего на корточки гнома. Пошарив рукой под ногами, ЛоббиТобби нащупал камешек и бросил его в темноту тоннеля. Камешек ударился о пол и, подпрыгнув раз-другой, остался лежать в метре от входа. «Время не терпит, бежать бы, – подумал мумзик. – А что, если и там обрыв? Нет, надо идти, не торопясь. Хорошо бы найти палку подлиннее, чтобы тыкать впереди себя хотя бы на два шага.». Но палки на голой  скалистой площадке не было.  Ничего не оставалось делать, как насобирать камешков и рассовать их по карманам, чтобы бросать перед собой и, прислушиваясь к производимому ими шуму, двигаться вглубь горы. Лечь спать ЛоббиТобби не решился. Вдруг в тоннеле водятся  непонятные или, наоборот, очень даже понятные нехорошести, которые лучше всего не встречать.,  А если  от встречи не отвертеться, то лучше бы не спать в это время.

          Экономно расходуя камушки, ЛоббиТобби шел в полной темноте, считая шаги. Он уже несколько раз досчитывал до тысячи и каждый раз сбивался, но всякий раз возобновлял счет, чтобы не уснуть. Подобранные перед входом в тоннель камушки закончились, а подбирать те, что попадались под ноги, уже не было сил.  Надежда была готова оставить мумзика наедине с его упорством, когда впереди забрезжил свет.  ЛоббиТобби остановился и прислушался.  Несомненно, кто-то двигался ему навстречу, и этот кто-то нес фонарь. ЛоббиТобби вжался в стену, стараясь оставаться незамеченным. Кто-то бормотал под нос, сопел и,  судя по странному дерганью света, сильно шатался и, может быть, даже падал. Бормотание становились все отчетливей, а источник света – ближе. Слух коротышки уже различал отдельные слова:

          - Подумаешь, ой, - звук удара, - Как же это меня угораздило? Они еще пожалеют…да что же это такое! Ой!!!

          К ногам мумзика выкатился фонарь, который он тут же схватил и поднял, как можно выше, над головой. В круг света попала часть тоннеля,  изрядно помятое ведерко и две ножки над толстым полосатым животом. ЛоббиТобби взял себя в руки и сделал шаг навстречу замершим в ожидание ножкам. Теперь он видел обладателя ножек полностью: он лежал на спине, зажмурив глаза, сжимая в верхних лапках какой-то неизвестный мумзику прибор и стараясь не дышать. ЛоббиТобби наклонился над незнакомцем и шепотом спросил:

          - С тобой все в порядке?

          - Нет, - не открывая глаз, ответил тот.

          - Что случилось? Может, тебе нужна помощь?

          - Ты стрекозяблик? – с надеждой в голосе спросил незнакомец.

          - Ну-ууу, в общем-то я его близкий родственник, – уклончиво ответил ЛоббиТобби.

          - А где твои крылья?

- Я путешествую инкогнито. Видишь, вот даже иду тоннелем. Чтобы не привлекать внимание. А мог бы и полететь! – весомо добавил ЛоббиТобби. – Но миссия требует секретности.

- Я знал, что это не останется безнаказанным. Ты потребуешь от королевы, чтобы меня пустили обратно в улей?

          - А тебя выгнали, да? За что? Давай, давай не стесняйся. Рассказывай. Я проверю все факты.

          - Вот именно, что не за что, - садясь, горячо ответствовал изгнанник. – Жил, никого не трогал, ни к кому с советами не совался. А тут вдруг – проваливай на все четыре стороны.

          - Ты, что ли, пчела? - мумзик беззастенчиво разглядывал жалобщика.

          - Я трутень, - гордо выпячивая толстый живот, представился собеседник.

          - А, ну тогда понятно, - разочарованно протянул ЛоббиТобби, - ты лентяй, зачем ты им в зиму-то нужен – корми тебя задаром.

          - Без трутней не бывает пчел, без пчел не бывает меда.

          - Угу, и много меда добывают пчелы у Зимы?

          - Какой такой Зимы? – не понял трутень.

          - Зима придет сразу после Осени и укроет все, что цвело, толстым слоем холодного снега. Ни цветов, ни травы, только белые скатерти и пустой стол. Пчелы залягут в ульи и проспят до прихода Весны. Хотя откуда тебе знать такие подробности, ты же не царица.

          - И я бы проспал, мне не привыкать, но они меня выгнали, - всхлипнул трутень.

          - Давай договоримся: ты показываешь мне дорогу к твоим ульям, а я сделаю все, от меня зависящее, чтобы разобраться с твоей проблемой. Идет?

          - Идет! – обрадовался изгнанник.

          - Далеко еще до пасеки? – осведомился псевдо- стрекозяблик.

          - За круглой пещерой в левый тоннель, а там уже близко, - радостно перебирая лапками, подпрыгивал сбоку трутень.

          «Вот было бы замечательно, если бы я заблудился с этими их левыми и правыми тоннелями. Хоть бы указатели поставили!.» - подумал ЛоббиТобби.

***

          За выслушиванием жалоб полосатого изгнанника путь показался короче. Из сбивчивых рассказов трутня ЛоббиТобби узнал, что на пасеке, кроме самих пчел, живет Некто большой, пахнущий дымом и Некто не такой большой, редко появляющийся среди ульев. Пока рассказы трутня мало походили на то, что ему рассказывал Ксаверий. Но ЛоббиТобби утешал себя тем, что трутень большую часть времени проводит в улье и, стало быть, может не знать многих вещей.

          Тоннель закончился еще до того, как небо стыдливо порозовело от щекотки первых солнечных лучей. Стоя в зарослях можжевельника, закрывающего  вход в тоннель от посторонних глаз, трутень давал последние наставления «проверяющему» и особо указывал на необходимость публичного наказания рабочих пчел под номерами А72, 3761 и 3762, непосредственно участвующих в выпихивании бедолаги  трутня   из улья. Внизу, на высоте корабельной сосны, открывалась прекрасная перспектива: огромный луг, уже тронутый кое-где ночными заморозками, там и сям украшенный скошенными за лето стогами сена;, сразу за ним светлые крошечные пятнышки деревянных домиков для пчел.

          - Ну, не поминай лихом, - быстро пожал одну из верхних лапок провожатого ЛоббиТобби, прыгнул на замеченный на склоне обломок бересты с закрученными краями и, как на санках, заскользил вниз,.

          От скорости, с которой береста неслась навстречу пушистому стогу в низине, у мумзика захватило дух. Внезапно берестяное дно чиркнуло обо что-то твердое, санки подпрыгнули, брыкнули мумзика чуть ниже спины и продолжили спуск без седока. Растопырив ножки и ручки, после непродолжительного  полета  ЛоббиТобби бухнулся в росистое с ночи сено. 

Придя в себя, мумзик осторожно пошевелил пальцами рук, пальцами ног,  посчитал до десяти  и вдохнул полной грудью.
         Стог сена зашевелился.
         Мумзик замер.
         В стоге кто-то был.