Стеклянный мёд (глава шестнадцатая)

Глава шестнадцатая,

в которой Осень посещает Хаусвиль, чайник совершает восхождение, а темный рыцарь предъявляет ультиматум.

          - Привет. Ты кто? – спросил бугорок сена, приподнявшийся на матушке стога.

          - ЛоббиТобби, - шепотом отозвался мумзик. – А ты?

          - А я Марк, - бугорок приподнялся еще чуть-чуть и оказался мальчиком лет девяти.

          - А ты чего тут?

          - Спал. Чтоб ночью не было холодно, в сено зарылся. Удобно и тепло.

          - Главное – мягко, - ощупывая и потирая колени и нос, констатировал  ЛоббиТобби.

          - Ты откуда взялся? – Марк посмотрел вверх. – С луны что ли?

          - Из облака, - завидев краешек темной тучи, по-видимому, ночевавшей на вершине Хребта, соврал ЛоббиТобби.

          - Тогда понятно. Я давно прошусь на облаке покататься, но отец пока не разрешает. А как там – на облаке?

          - Мокро, - ответил мумзик, ощущая, что роса впиталась в одежду и теперь студила кожу, - и зябко.

          - Так и заболеть недолго. Пошли со мной, я тебя медом накормлю и полотенце дам.

          - Не могу я с тобой. Мне вон туда надо, - ЛоббиТобби указал в сторону стоящих стройными рядами ульев.

          - Ну так я тебя туда и приглашаю!. Я живу на пасеке, мы там вместе с отцом живем. Пойдешь?

          - Пойду, - кивнул коротышка.

  ***

          Хаусвиль не имел ни единого шанса очаровать Осень. На первый взгляд он состоял из остроконечных шпилей с вращающимися от любой перемены настроения ветра жестяными фигурками, покатых черепичных крыш, мощеных камнем улиц, каменных же мостов и башен, гранитных львов у дворцов и фонтанов.  Неуютно. Что тут красить, чему зреть? Зачем вообще ей или Весне заглядывать в подобные города? Зима, да, она устилает белым всё без разбору. А Осень, какой от нее прок в городе, где ничего никогда не меняется?  Осень шла по одной из сотен таких же мощеных булыжником городских улиц. С фасадов  плотно прижавшихся друг к другу домов свисали жестяные калачи, сапоги,  ножницы, очки и прочие символические изображения ремесел, чьи представители ждали клиентов за массивными коваными дверями практически каждого из домов. Запахи жареных каштанов и свежей сдобы соперничали друг с другом, деля улочки по своему усмотрению.

          Это был час, когда родители выпроваживают детей за дверь, не забыв положить им в ранцы пакеты с бутербродами и яблоками, и маленькие хаусвильцы, как уносимые ручейками щепочки, стекаются к зданию школы и покорно разбредаются по классам.   Большинство контор, лавочек и магазинов в это время уже открыто, но служащие еще позевывают и втихаря от начальства допивают утренний кофе.

          Кутаясь в пушистую туманную шаль, Осень шла по скрюченной улочке, разглядывая старые дома с облупившимися фасадами и подслеповатыми окошками, производившие впечатление необитаемых. Но стоило Осени приблизить свое лицо к одному из подобных окон, чтобы убедиться в заброшенности дома, как чья-то рука тут же задергивала перед ее носом занавеску или  опускала жалюзи.   

          - Что вам здесь угодно? – раздался скрипучий голос за спиной Осени.

          - Доброе утро, - поздоровалась Осень с тучным пожилым мужчиной преклонных лет.

          - Что вы тут выслеживаете, суете свой нос в окна добропорядочных горожан? – мужчина стоял в дверях одного из тех домов, где Осень надеялась встретить одинокого домового.

          - Видите ли, я кое-кого ищу. Но, по-видимому, я ошиблась адресом.

          - Конечно, ошиблась, - безапелляционно отрезал мужчина. – А кого вы ищете?

          - Домового, - не подумав, призналась Осень, но тут же исправилась, - господина Домового.

          - Домового? – мужчина задумчиво почесал плохо выбритый подбородок. -  Это того, кто дома делает?

          - Можно сказать и так, - согласилась Осень.

          - Идите на Праздную улицу, да не обращайте внимания, что она так называется, там увидите дом с большой деревянной вывеской, на вывеске надпись «Уютный дом от Мартина Изи». Если поторопитесь, то можете застать его. Ну а нет, так ждать вам до обеда.

          - Спасибо, - улыбнулась Осень, - господин.

          - Не за что, – мужчина проводил взглядом высокую женскую фигуру, от колен до подбородка укутанную в пушистую шаль. – Ходят тут всякие, высматривают…

         

***

Чайник проснулся рано утром с твердым покорить сегодня вершину горы. Ему не хотелось  намного отставать от мумзика, оставляя его один на один с неизвестностью. Так думал чайник.
На самом деле ему было страшно, но он не хотел признаваться даже самому себе в том, что боится опять остаться один, если с ЛоббиТобби случиться  что-то непоправимое. Поэтому он быстренько растерся махровой салфеткой, чтобы не дать утренней холодной росе сковать его патиной, и засобирался  в путь. Закрепив короб-домик за спиной, чайник посмотрел на восток. Солнце уже зацепилось лучами за край неба и вот-вот подтянется, как акробат на турнике, являя дню румяные щеки. Удовлетворенно кивнув, чайник засеменил ножками в направление вершины, за которой ждал его помощи самый лучший мумзик на свете. Чайник был уверен, что при наличии желания, подкрепленного некоторой долей упорства, можно добиться чего угодно, не говоря уж о покорении каких-то гор. Мелодия, вчера подслушанная у романтически настроенной пчелы, вертелась у него в голове и просилась быть исполненной. Чайник откашлялся, настраиваясь на вокализ, возвел очи горе и остановился как вкопанный. На вершине горы, там, куда он стремился со всей своей беспечной горячностью, расположился грозовой замок. Не нужно было присматриваться, чтобы понять, что это тот самый замок, который так напугал чайник на берегу Кочевряжки.

    

***

          Повинуясь полученному наставлению, всадник спешился, не доезжая до пасеки около трехсот метров, привязал коня к специально сооруженной для такого случая коновязи и решительно направился к дому.           

          Пчелы, чувствовавшие приближение чужака, раздраженно гудели и недоуменно смотрели вслед странному сгустку грозового тумана, плывшего между ульями.

Перед дверью в дом всадник остановился, не решаясь пройти под опрокинутой рогами вниз подковой, прибитой над входом. Поразмыслив, он постучал в окно, не снимая с руки металлической перчатки. Окно приоткрылось, и глухой голос позвал:

- Входи.

- Не могу, - эхом отозвался рыцарь. – Двойная арка. Мне сегодня встречаться с коротышкой. Силы на все может не хватить.

- Двойная арка? – удивился хозяин дома.

Послышался звук отпирания двери и на крыльце появился пасечник Пьетро. На нем была широкополая шляпа, со спускающейся с полей сеткой, которую одевают перед тем, как идти к пчелам. Он отошел на шаг от двери и окинул вход критичным взглядом.

- Ах, это, - снимая подкову, сказал он, - проделки Марка. Заходи, говорить на улице негоже.

Всадник, подозрительно покосившись на гвоздь, где еще недавно висела железная «арка»,  вошел в «арку» деревянную и аккуратно прикрыл за собой дверь.

- Монсеньор велел зайти за инструкциями перед беседой с коротышкой. Я явился, - всадник склонил голову.

- Не за инструкциями, за аргументом. Инструкции ты, я уверен, уже знаешь наизусть, как и суть требований.

- Да, монсеньор.

Теперь, когда оба находились в комнате с плотно задернутыми шторами, фигура Пьетро приобретала дополнительные тени от зажженных над зеркалом свечей. Тени спускались с плеч длинным шлейфом, образуя нечто вроде дорожного плаща.   Тени над шляпой пасечника образовывали странный конус, отчего казалось, что на его голове не обыкновенная брезентовая рабочая шляпа, а остроконечная шляпа волшебника. Пьетро откинул с лица защитную сетку и властным жестом указал всаднику на табурет.

- Подожди. Мне надо кое-что подготовить. – С этими словами он открыл ящик стола и извлек на свет небольшую коробочку. – Видишь, это - улики. Если я предъявлю их Совету Верховного Знания, Совет будет вынужден провести расследование исчезновения Дивного Леса, о существовании которого странным образом забыл. И, как ты думаешь, чем окончится расследование? Разрушением заклятия и отдачей виновного под суд. Предъяви ему улики и дай сутки на размышление.

Пьетро положил коробочку на стол и провел над ней ладонью, сопроводив движение гортанным звуком, похожим на мелодичное рычание. Как только ладонь пасечника легла на стол, всадник протянул руку к коробочке и не поверил своим глазам. Вместо деревянного грубо сколоченного ящичка в сантиметре над скатертью парил прозрачный куб, внутри которого лежали крылья, какие обычно получают после сдачи соответствующего экзамена стрекозяблики, и кусочек, не больше половинки рубашечной пуговицы, отливавшего краснотой металла.   

- Куб непроницаем,  - предупредил Пьетро, - украсть то, что находится в нем, невозможно. Покажи его коротышке. Пусть знает, что каждое твое слово имеет вес. И этот вес достаточен, чтобы утопить его в озере с прекрасным видом на Белый остров.

Звук, наполнивший комнату и служивший Пьетро смехом, заставил рыцаря поежиться и до минимума сократить время визита. Он не замедлил откланяться, попутно взяв со стола прозрачный куб. 

           

***

          Осень миновала квартал, состоявший из кривых улочек и грязных тупичков, и вышла на широкую улицу, вдоль центральной части которой росли деревья, а перекрестки украшали клумбы. Осень одобрительно кивнула и, завидев стайку маленьких хаусвильцев, спешивших в школу,  обратилась к рослому мальчугану с потрепанным ранцем:

          - Господин ученик, не подскажешь ли ты мне, как пройти на Праздную улицу?

          - А вам зачем?, - обрадованный возможностью чуть-чуть задержаться и, может быть, опоздать на урок спросил мальчуган.

          - Я ищу дом с вывеской «Уютный дом от Мартина Изи».

          - Вы, верно новая, заказчица?, - догадался мальчик.

          - Пожалуй. Скажи мне, а Мартин Изи случайно не хыка? – решила подстраховать себя от новой оплошности Осень.

          - Хыка? – рассмеялся мальчишка, - Вы считаете меня несмышленышем, если задаете такие вопросы? Хык не бывает, их выдумали взрослые, чтобы пугать детей.

          - Вот и славно. Значит, он никого не пугает? – на всякий случай уточнила Осень.

          - Говорят, он грозил одноногому Скрудлю, что оттяпает ему и вторую ногу, если тот не перестанет распускать слухи, что Патрик сбежал из их дома потому, что  господин Мартин плохо обращался с сыном. Но это было давно, и Скрудль с того времени прекратил болтать чепуху. А как же иначе, если господин Изи мастерски владеет топором.

          - Топором? – задумчиво повторила Осень.

          - А как же? И пилой тоже, и прочими инструментами. Забыл, как они все вместе называются.

          «Это и неплохо, в общем-то, - решила Осень, - в саду и пила, и топор могут пригодиться.»

          - Так как мне найти Праздную улицу?

          - Вон за тем перекрестком надо свернуть налево, там и есть Праздная улица. А мастерская и дом господина Изи, если считать от угла, как раз третий. Но вы там сами по вывеске все поймете. Хорошего вам  дня, - раскланялся школьник.

          - И тебе, господин ученик. Не огорчай своих родителей, - попрощалась Осень.

В точности исполнив полученную инструкцию, Осень вскорости оказалась перед дверью трехэтажного дома с узким фасадом в два окна.  Первый этаж, судя по вывеске и витрине, украшенной забавными деревянными поделками, занимала мастерская.  Взгляд Осени задержался на деревянном макете домика, который она видела год за годом, посещая яблоневый сад под Градомиловым. Это была миниатюрная копия дома матушки Плющ.          Собравшись духом, Осень осторожно ударила дверным молоточком по металлическому гонгу, заменявшему звонок.  Звук торопливых шагов отозвался эхом стонов пожилой лестницы, дверь дрогнула и подалась назад. В дверном проеме появилось бледное лицо пожилой женщины.

          - Доброе утро, госпожа, - хозяйка дома приветливо улыбнулась. – Что вам угодно?

          - Здравствуйте, - улыбнулась в ответ Осень. – Я бы хотела поговорить с господином Изи.

          - Его нет, он сегодня заканчивает работу в доме Норманнов. Думаю, что раньше полудня он не появился. А вы, видимо, хотите нанять его?

          - Да, - обрадовалась догадливости собеседницы Осень, - Так у меня есть шанс?

          - Пожалуй, но условия все же стоит обсудить непосредственно с Мартином, - женщина отступила внутрь и жестом пригласила Осень войти, - проходите, вы можете подождать Мартина в гостиной.

          - А вам самой-то не жалко уступать господина Изи разным заказчикам? - рассматривая вышитые крестиком картины, развешенные по стенам, поинтересовалась Осень.

          - По молодости мне очень хотелось, чтобы он не отлучался из дома. Но что поделаешь - семья требует средств, а где их взять, если не работать?

          Осени никогда не приходилось слышать о том, чтобы семья жила на средства, получаемые от сдачи внаем домового или садовничьего. Она решила, что в больших городах так принято, и не стала переспрашивать.

          - Раз уж я все равно просиживаю ваше кресло, может быть я могла бы быть вам чем-то полезна?

          - Да чем же? Разве что нитки помочь мне перемотать. Вы умеете мотать клубки? – женщина критическим взглядом окинула фигуру и одежду новой заказчицы и заранее поняла, что та ответит.

          - Не уверена.

          - Тогда вы будете подавать нить. Смотрите, это несложно.

          Осени было предложено устраиваться поудобней в мягком кресле с обитыми изрядно потертым бархатом подлокотниками. Ее миссия заключалась в том, чтобы сидеть с согнутыми в локтях, растопыренными руками, на которые было надето нечто,  напоминающее кокон. Из его сердцевины проворным движением хозяйка выудила кончик нити и принялась сматывать клубок.

          - А давайте познакомимся, - сказала хозяйка, когда с первым мотком шерсти было покончено. – Меня зовут Фердинанда, но это длинно и официально, поэтому все называют меня Ферджи.

          - Очень приятно, - Осень протянула руку, на которую тут же был насажен второй кокон, - а меня зовут Осень, Офелия Осень.

          Почему именно «Офелия» Осень ни в тот момент, ни позже объяснить не могла. Просто это имя первым всплыло в памяти, и Осень, как утопающий, ухватилась за него.

          - Ах, какое воздушное имя! – восхитилась миссис Изи. – Жаль, оно не пришло мне в голову, когда я искала имя для дочери.

          - У вас есть  дочь? – скорее из вежливости, нежели желая сменить тему разговора, спросила Осень.

          - У меня есть дочь. Ее зовут Агнесса. А вот у мужа был еще и сын. Но уже лет двадцать мы не знаем о судьбе бедного Патрика ничего. Он был хорошим мальчиком, – госпожа Ферджи отложила клубок и предложила, - хотите чая? У меня есть великолепный бисквит.

          Осень не стала отказываться, тем более что с утра она ничего не ела. Госпожа Ферджи проворно накрыла на стол и, пока Осень любовалась сахарной корочкой на маковом бисквите, выудила из шкафа большой семейный альбом. Осень никогда не участвовала в аттракционе «А вот это - наш Руперт на празднике Первого Початка Кукурузы», поэтому к радости хозяйки не стала отказываться от просмотра фотографий. Среди фотографий, на которых была запечатлена  молодая Ферджи в компании усатого мужчины, по-хозяйски обнимавшего ее за талию, внимание Осени привлек небольшой квадратик плотной бумаги. Он мало чем отличался от прочих фотографий из альбома. Однако именно этот снимок привлек внимание Осени. На фотографии была изображена взрослая худощавая женщина, державшая на руках ребенка лет двух-трех. Кем был ребенок, восседавший на руках женщины, Осень не знала. Но то, что вот эта дама со светлыми, уложенными в две косы вокруг головы волосами никто иная, как Петуния Плющ, Осень не сомневалась.

          - Это и есть Патрик, - ткнув пальцем в карапуза на коленях Петунии, сказала госпожа Ферджи. Порывшись в фотографиях, она выудила снимок, на котором был запечатлен вихрастый голенастый мальчишка лет десяти, - а тут Патрик за полгода до того, как он пропал.

          - А это кто? – не выпуская из руки первый снимок, спросила Осень.

          - Это Пэтти, сестра покойной жены Мартина. Родная тетка Патрика. Даже не знаю, жива ли она. После того, как Патрик пропал, мы не встречались.

- А это, значит,  и есть тот самый Патрик? -  удивилась Осень.

- Тот самый, - откликнулась хозяйка. – Что значит «тот самый», вы знакомы?

- Нет, - ложечка звякнула о край блюдечка. – Конечно, нет. Но вы с такой теплотой говорили о нем, как о собственном сыне. Вот я и…

- Его нельзя было не любить,  - не  дослушав объяснений, перебила хозяйка. – Он … Понимаете, он уже в четыре года был таким рассудительным, таким взрослым. Мне его не хватает. Если бы Мартин не был настолько упрям, если бы он хоть иногда слушал меня… Если бы он хоть летом отпускал сына к Пэтти.            

           - У них были конфликты?

          - Конфликты случаются тогда, когда сталкиваются два мнения. А Мартин даже не интересовался мнением Патрика. «Ты будешь плотником, как  и я» - вот единственное мнение, которое имело право на существование. Я иногда думаю, что у мальчика не было другого выхода, кроме как убежать.

          - Плотником? – удивилась Осень. – Мартин хотел, чтобы Патрик стал плотником, как и…

          - Как и Мартин, - подхватила госпожа Ферджи.

          «Наверное, я очень сильно отстала от жизни. Выходит, что мастер Изи не домовой, а плотник. Тогда чего же я тут жду? Надо бы найти предлог, чтобы уйти» - Осень чувствовала себя не в своей тарелке, видимо, поэтому плодотворные мысли никак не могли навестить ее.

***

          Прозрачные, невесомые на первый взгляд вещи могут таить в себе столь тяжкие пороки, что, знай об этом наперед, трижды подумаешь, стоит  ли доверять первому впечатлению.

          Всадник положил куб с уликами в притороченную к седлу сумку, вскочил на коня и направил его бег в небо. Однако по обыкновению легкий шаг молочно-белого жеребца в этот раз был на пределе лошадиных сил, отчего пена срывалась с губ коня, добавляя небу облачков.

          Достигнув невидимого купола, заслонявшего Листиранию завесой забвения, всадник выхватил куб из сумки и в одно движение выпрыгнул из седла. Ах, какой красивый это был полет. Растопыренные руки, с раздуваемым под ними плащом, походили на мачту, с которой хулиган-ветер старается сорвать чернильно-синий парус. Рыцарь рывком взметнул руки вверх и со звуком, похожим на вздох удивления, иглой прошел сквозь магическую завесу. Конь, не оглядываясь, привычным легким шагом спустился к северной границе Дивного Леса и, как ни в чем ни бывало, принялся щипать траву.

          Всадник уверенным шагом подошел к большому, в два человеческих роста, нарядно убранному в цвет кусту бузины. Не снимая кованой перчатки, осторожно щелкнул пальцем по стеклянному листку. Куст зазвенел, словно хрустальная многоярусная  люстра от неосторожного прикосновения сквозняка. Рыцарь отступил на несколько шагов, сел на крепкий широкий пень и приготовился ждать. Ожидание его было недолгим. Вопреки обыкновению голос, тонкий нахальный голос донесся из-за спины.

          - Ты все - таки пришел?

          - Я никогда не нарушаю обещаний.

          - Я бы тебя простил, если бы в  моем случае ты отступил от своего принципа.

          - Но я этого, как видишь, не сделал. Что скажешь? Ты обдумал предложение, которое я передал тебе от заинтересованного лица?  

- Скажу сразу, чтобы развеять любые сомнения на этот счет: для тебя у меня нет хороших вестей.  Так и передай «заинтересованному лицу»: Пушкайтс рассмотрел предложение, но не нашел возможным принять его.

- Послушай, коротышка, - в голосе рыцаря зазвучали металлические нотки, - можешь водить за нос, кого угодно, но уж я-то знаю, кто ты на самом деле. Пушкайтс! – рыцарь громко рассмеялся. –Ты - Пуштак! И не более.

- И что? Пусть даже Хайдак, - в ответ издевательски рассмеялся владетель Листирании, - но я здесь – всё, а ты лишь посланник «заинтересованных людей». А где они, твои хозяева? Там снаружи. И ничего сделать они мне не могут.

- И сейчас ты заблуждаешься, Пуштак, - выплюнул имя непокорного собеседника рыцарь. – Смотри!

Встав с пня, рыцарь положил (вернее оставил парить в сантиметре над поверхностью пня) прозрачный куб, в котором кроме крыльев стрекозяблика тускло мерцал кусочек красноватого металла.

- Тебе хорошо видно? – надменно спросил рыцарь. – Может быть, помочь тебе взобраться на пень, чтобы ты смог  получше рассмотреть? Ты ведь теперь не можешь вспорхнуть, взмахнув крылышками, как проделал это однажды. Вот бы Времена Года удивились, узнай они  , что ты никакой не стрекозяблик.

Тишина, повисшая вслед за последними словами рыцаря, затаила дыхание в ожидание реакции Пуштака. Он был неподвижен, как и крошечные фигурки фей, стеклянными украшениями замершие там и сям. Он бы простоял так еще сто лет, если бы ни сердце, отчаянно стучавшееся в грудной клетке, словно ища выхода из сложившейся ситуации. Эхо сердечных ударов колоколом гудело в голове. Пуштак, собрав в кулачок все свое самообладание,  пристально посмотрел в грозовое лицо всадника, принесшего ужасную весть, и улыбнулся.

- Теперь я вижу, что вы готовы говорить на равных. Это хорошо. Мне было бы противно тратить свое время, если бы оно существовало тут - в Листирании,  на  пустые разговоры.

- Э, нет, ты не понял. Никаких равных тут нет. Мы будем диктовать, а уж ты, так и быть, можешь выбрать: уступить нам и получить обещанный кусочек пирога, или сидеть и ждать комиссию Совета, который после показательного суда сошлет тебя на каторгу в такие места, где время есть, и оно идет, и поступь его тяжела. 

- Посмотрим, - отозвался Пуштак.  – Так что вы хотели? Повтори, я запамятовал.

- Маленький мерзавец! - рыкнул рыцарь, - ты все прекрасно помнишь. Ну что ж,  я повторю еще раз. Но этот раз будет последним. Ты открываешь для нас дверь в Листиранию и отдаешь нам ключ.

- Ключ? – удивленно переспросил Пуштак.

- Да, первый ключ. После этого ты можешь продолжать жить в своем кусте бузины и вытирать пыль с твоих обожаемых хрустальных монстров, - рыцарь окинул взглядом деревья. – Ни ты,  ни мы не будем вмешиваться в дела друг друга.

- Как я могу быть уверен, что вы выполните обещание?

- Как только ты отдашь ключ, ты получишь  содержимое этого куба, - рыцарь указал в сторону пенька.

- Я должен подумать, -  тихо сказал Пуштак.

- Подумай. Но подумай, как следует. И времени тебе, того самого времени, - ехидно добавил рыцарь,-  которое есть там - снаружи,  на раздумья – до завтрашнего полудня.

Подхватив куб с уликами, рыцарь, не прощаясь, двинулся в северную часть леса и, не встретив никакого сопротивления завесы забвения, вышел на лужайку, где пасся его конь.

***

С первых слов, произнесенных на возобновленном после десятидневного перерыва  заседании Комитета по надзору за эволюцией, стало понятно, что скандала не избежать. Результаты работы подопечных магистра Ла Боратора в Архиве Академии выявили то, на что пятьсот лет никто не обращал внимания. С карт Восточного континента пропал приличных размеров участок земель за Имперским Хребтом. Исчез он целиком, оставив после  себя лишь неправильной формы кляксу. Что произошло с населявшими те места коренными жителями – корфами, неизвестно.

Магистры быстренько разбились на три фракции, одна из которых во всем произошедшем обвинила Имперский двор, продавший земли представителям Западного континента. Вторая связывала пропажу земель с исчезновением Милора Адони,  пожелавшего укрыться от назойливости своих творений в неприступных местах, после чего даже саму память о них уничтожил. Третья фракция обвинила во всем персонально гроссмейстера Трюфэльда, некогда бывшего главным волшебником Империи.   

Доклад магистра Ла Боратора, то и дело перебиваемый выкриками с мест, близился к концу, когда взаимные упреки магистров плавно перетекли в потасовку. Секретарь тщетно звонил в колокольчик. Докладчик с тем же успехом призывал слушателей к благоразумию. Заседание Комитета пришлось экстренно закрыть, так и не добравшись до выводов, сделанных комиссией по итогам исследования архивных материалов.