Стеклянный мёд (глава седьмая)

Глава седьмая,

в которой мы совершим коротенький экскурс в недалекое  прошлое.

         С крыши обветшалого домика ссыпалась горстка трухи. Два подслеповатых окошка с давно немытыми стеклами смотрели в сторону площади, на которой в радостном галопе застыли карусельные лошадки. Рядом с аттракционом стояла тележка кондитера с яблоками в розовой карамели и разноцветными леденцами на палочках. На столиках летнего кафе замерли чашки с недопитым кофе и блюдца с утренними кексами. Рядом с лавочкой, где остались лежать забытые пяльцы с вышивкой, удивленно распахнув вышитые глаза, валялась  тряпичная кукла.
 Домик наблюдал за этой картиной уже несколько сотен лет.
Неподалеку , глубоко завалившись на левый бок, стоял почти такой же дряхлеющий домик. На другой стороне улицы располагался третий их собрат. Однако он-то довольно ощутимо отличался и от изъеденных дождями и древоточцами  престарелых строений и от столпившихся вокруг площади  аккуратных чистеньких домиков. Его правая часть, обращенная  в сторону летнего кафе, выглядела ухоженной и опрятной, чего нельзя было сказать о левой половине, мало чем отличавшейся от состояния двух пришедших в упадок соседей. Ветерок время от времени пытавшийся расшевелить полинявшие ставни на двух левых окошках, казалось, совершенно не интересовался занавесками в распахнутом настежь правом окне.    Висевший над парадным входом колокольчик невозмутимо хранил молчание, в то время как флюгер, расположенный на покосившемся выступе прямо над черным ходом,  старательно следил за изменением настроения воздушных потоков и то и дело вертел носом.  

Странное это было место. Светловолосый вихрастый мальчуган, иногда  прибегавший  сюда с близлежащей пасеки, любил садиться на рассохшийся сруб колодца и смотреть на застывшую, как на картинке, улицу в праздничном убранстве. Насмотревшись вдоволь на никуда не убегающих лошадок и в очередной раз пересчитав все леденцы и яблоки на давно оставленном посреди улице лотке, он обычно принимался обследовать ту часть городка, которая покрывалась мхом и плесенью без присмотра невесть куда сгинувших горожан. Еще пару лет назад компанию ему составляла  подружка – огненноволосая Тилли.  Она была почти на полголовы  выше мальчугана, умела свистеть, засунув два пальца в рот, а уж по скорости лазания по деревьям равных ей не было. Надо заметить, что тягаться с ней в этом умении особенно было некому.  Сам мальчик, которого звали Марком, жил с отцом на пасеке, чьи ульи стояли буквально на задворках тех утлых домишек, что некогда образовывали две или три улицы.  Тилли жила как раз в том доме, что предпочитал стариться только с левой стороны, с бабушкой и старшим братом Вилли, несколькими годами ранее уехавшим за Северный Хребет в поисках лучшей доли. Примерно через год после отъезда парень возвратился, помог бабушке упаковать  нехитрый скарб и увез ее вместе с сестрой куда-то в Дорчестер – небольшое графство, расположенное на юго-западе от Северного Хребта.  До того, как окончательно покинуть забытый богом и людьми городок, Вилли  успел поведать, что Северный Хребет называется Имперским и что Империя Великих Руманов почила, и  что помимо Дорчестера с той стороны Северного Хребта полно интересных мест и красивых городов.

После отъезда семьи Тилли из городка, который, кстати, назывался Сонной Пасекой,  на память о подружке Марку остался лишь шрам на локте после неудачной погони за девочкой и презентованная ею кукла, которую они однажды сообща постригли.  Кроме того, порой в памяти мальчугана всплывали рассказы бабушки о том, что когда-то в городке жило ни много ни мало около тысячи человек. Что даже после того, как его «разделило время», по выражению старушки, в этой части города продолжали жить люди. А кое-кто из тех, кого время «заперло» внутри, смогли - таки благодаря дому семьи Тилли выбраться, войдя с ТОЙ стороны через парадный вход и выйдя ТУТ через черный. Попасть же внутрь той праздничной части города никому ни разу не удавалось.  Сама бабушка этого времени не застала и рассказывала о нем исключительно по многократно пересказанным ее прадедом легендам. Марк, разумеется, не верил этим байкам (его отец открыто смеялся над бабушкиными рассказами и велел не верить «старухе, перепутавшей сны с явью»). Но иногда, если сесть боком к карусели и, слегка прикрыв глаза, смотреть как бы на кончик своего носа, можно было заметить движение смутных теней там - на пустынной улице и даже услышать отзвук механической мелодии и выкрики кондитера «А вот? Кому медовые леденцы?». Но об этом Марк никогда не рассказывал отцу – он  боялся, что тот запретит ему наведываться в городок. А  других развлечений у мальчика не было.

Однажды, скучая от безделья, он решил обойти городок с тыльной стороны – а что если сзади в него можно попасть? Марк двинулся вдоль невидимой границы, отделяющей настоящий мир от мира с застывшим  временем. Понять, где проходит эта граница не составляло труда. В реальном времени наступила осень, трава пожелтела, а на рябине гроздья приобрели насыщенный оранжевый цвет. В том, недоступном мире ничего не изменилось – деревья, трава, цветы недвижно замерли и поблескивали, как хрустальный шар, который отец иногда извлекал из обитого бархатом ящичка.
          Марк шел, не отрывая взгляда от прозрачной, но непроницаемой стены, боясь пропустить хоть крохотную лазейку.  Он видел бабочек, присевших на хрупкие цветы, стрекоз, застывших на камышовых тростинках, и даже капельки росы, переливающиеся в лучах солнца, на стеклянных ягодках земляники. Он шел  очень долго пока не  понял,  что до заката не успеет ни обогнуть странный лес, ни  вернуться назад; и стал присматривать место для ночлега. Но поблизости никто не жил и рассчитывать хотя бы на стог сена, припасенный заботливым хозяином на зиму, не приходилось.   Поэтому, когда ему в сумерках вдруг попался почти развалившийся шалаш, Марк без лишних раздумий залез в него, набросал на себя какой-то ветоши и тут же провалился в сон.

Очнулся он дома в своей постели. По-видимому, отец искал его и нашел.  Выглянув в окно, Марк удивился: двор был припорошен тонким слоем снежка, а на рябине сидел толстопузый снегирь и приглядывался к ярко-красной грозди ягод. Как был - со сна, в длинной ночной рубахе, Марк выскочил на крыльцо. Морозный воздух пробрался под льняную рубаху и принялся покусывать тело холодными острыми зубками.
За одну ночь так измениться двор не мог. Значит, он проспал больше. Но сколько? Вернувшись в комнату, мальчик поискал «лунный» листок, используемый отцом на манер календаря. Но вместо него нашел  на столе редьку с медом и два ломтя темного хлеба, накрытые салфеткой. За трапезой его застал вернувшийся с пасеки отец, и вопреки ожиданиям не стал ругать, а лишь дотошно принялся выпытывать, не видал ли Марк чего-нибудь необычного. Слегка обескураженный мальчик признался, что ничегошеньки не помнит и уточнил у отца, какой нынче месяц. Оказалось, что он проспал с начала октября до самой середины ноября. Казалось, его отец был рад тому обстоятельству, что память сына ничего не сохранила, и подарил ему клетку, в которой сидела большая зеленая ящерица. Так у Марка появился приятель – дон Федерико де Занав.

Но и ему Марк не спешил рассказывать, что кое-какие воспоминания память его приберегла в укромном уголке. Но воспоминания эти были настолько невероятными, что Марк предпочитал их считать обрывками долгого сна, больше месяца не выпускавшего мальчика из своих объятий.

И впрямь, разве возможно, чтоб по небу скакал конь, а его всадник  запросто проходил через невидимую стену, отделявшую наш мир от мира того,  с застывшим временем?   Нет, конечно. А уж мысль о том, что сам Марк мог ехать на таком коне и видеть под собой чудной лес, словно бы накрытый стеклянным колпаком, и вовсе казалась невероятной.

Марк старался не думать обо всем этом, но однажды все таки не утерпел и спросил отца:

- Скажи, вот птицы летают, потому что у них есть крылья?

- Конечно, - рассеянно ответил тот, вычерчивая в заготовке под новый улей место для летка.

- И пчелы, да?

- Угу, - откладывая карандаш и беря в руки лобзик, ответил отец.

- Ну  а облака? У них же нет крыльев, но они летают.

- Ты путаешь, - становясь серьезней, ответил отец. – Летают именно птицы и всякие насекомые, у которых есть крылья. Облака же плывут по воле ветра, как пух одуванчика, например.

- Значит, без крыльев вообще нельзя летать? А чтобы плыть по воздуху, надо быть очень-очень легким? – допытывался Марк.

- Да, – пасечник постарался перехватить взгляд сына, чтобы заглянуть ему в глаза. - Почему ты спрашиваешь?

- Так просто, - пожал плечами Марк. – Думал  запустить дона Федерико в полет. Но он слишком тяжелый и бескрылый.

- Оставь дона Федерико в покое. Я обещаю тебе, что, когда наступит время, я  научу тебя вещам более интересным, чем сбрасывание ящериц с деревьев.  И для этого тебе не придется отращивать крылья.

- Правда? – восхитился мальчик. – А что, например?

- Например, делать снег, чтобы и у нас была зима, - ответил отец.

 Но Марк его не понял.

Что значит: «чтобы и у нас была зима»? Разве бывает так, что где-то не бывает  зимы? Тем более в таком месте, как Сонная Пасека, расположенном  на севере Восточного Континента за Северным Хребтом, который с той стороны хребта называют Имперским.

С того разговора минуло уже полтора года, но время, видимо, еще не пришло, ибо отец пока не спешил исполнять обещанное.

***

У кошек бывают свои секреты. Основную их часть составляет устное кошачье предание, которое мама-кошка успевает намурлыкать своим детенышам, когда те толком и ходить-то не умеют. Кроме того, всемирной кошачьей гильдией утвержден целый перечень профессиональных хитростей и премудростей. Ну и конечно, у каждого кота и кошки есть свои личные тайны.

Ксаверий не был исключением. Он прекрасно знал, как выпросить у матушки Плющ  сметаны; где надо спрятаться, чтобы тот, на кого охотишься,  утратил бдительность и сам пришел в лапы. Он знал несколько сногсшибательных мартовских песен, перед которыми не могла устоять ни одна кошка.

 Ксаверий  вел жизнь, мало чем отличавшуюся от жизней его сородичей. Если бы не одно обстоятельство.  Наслушавшись в детстве маминых сказок, он решил проверить: все ли так, как говорится в них и нет ли каких-нибудь  забытых земель с их чудесами и тайнами?  Надеясь лишь на свои лапы и разветвленное родовое древо, заполонившее его кузенами и кузинами  все пригодные для проживания уголки континента, он двинулся в путь.
Сейчас, когда он уже взрослый и степенный, никакое любопытство не заставит его покинуть окрестности Градомилова.  Но тогда!.. Тогда ему не было и года. И он, молодой и любопытный, отправился на поиски приключений и довольно быстро нашел их.

Как раз об одном из них Ксаверий и поведал ЛоббиТобби на берегу ручейка.

После несчетных (кошки ведь не обучены счету) дней пути, добравшись затемно до пределов Сонной Пасеки, Ксаверий уснул на стоптанных тапочках, сброшенных перед черным ходом того самого домика, где жило семейство Тилли. Утром спящий рыжий меховой комочек бабушка, удивленная появлением первого за многие годы в тех краях котенка, подобрала  и принесла в дом. Ах, как ему понравилась его новая, такая же рыжая как  он сам, подружка! Как весело они играли с привязанным к шнурку фантиком от конфеты!. Как здорово было прятаться на чердаке соседнего дома, когда Тилли и ее белобрысый приятель искали его, сбившись с ног. Все шло замечательно, если бы не общий для всех кошек  порок – любопытство.

Однажды, подремывая после плотного обеда, сквозь полуприкрытые веки Ксаверий уловил смутное движение. Это его насторожило - ведь в доме он был совершенно один.  Стараясь не спугнуть видение, он чуть-чуть приоткрыл один глаз. Так и есть - в дверном проеме, ведущем в  часть дома, в которую никто не ходил, маячила неясная незнакомая фигура.  Дождавшись, когда непрошенный гость уйдет, Ксаверий подкрался к дверному проему и заглянул в соседнюю комнату. Комната была пуста.  В луче солнечного света кружились бесплотные прозрачные силуэты двух бабочек. Повинуясь охотничьему инстинкту, Ксаверий сгруппировался и прыгнул, на лету хватая лапами танцующие пылинки.

Мир с той стороны оказался совсем не таким, к которому он успел привыкнуть за свою недолгую кошачью жизнь. Этот мир был лишен движения воздуха и привычных запахов. Обойдя несколько улочек, сплошь состоящих из ухоженных домиков (иной раз и двухэтажных), Ксаверий не обнаружил никого, кроме смутных теней. Тени двигались и даже пытались выполнять привычную работу: повара мешали большими поварешками в пустых кастрюлях воспоминания о супах; дворники  призрачными метлами шаркали по чистым мостовым; почтальон разносил ниоткуда не пришедшие письма; а прозрачные воробьи оспаривали друг у друга  вполне настоящую высохшую за столетия хлебную крошку.
Проведя день в бесплодных поисках кого-нибудь живого, Ксаверий отправился в лес, видневшийся за дальней окраиной городка. «Уж в лесу-то должны быть птички-мышки, - кто-нибудь, мало-мальски подходящий для охоты,»- размышлял Ксаверий, живот которого требовал пищи.

Экскурсия в лес окончательно расстроила кота. Трава и деревья, покрытые слоем стеклянной глазури, грибы и ягоды, похожие на несъедобные леденцы, не вселяли надежд на плотную трапезу. Ксаверий собирался уже поворачивать обратно, как вдруг заметил среди хрустальных наперстков нежных ландышей умоляющий взгляд. Стараясь не зацепиться за звенящие при каждом прикосновении листья, кот подошел поближе, присмотрелся и остолбенел. На него с немой мольбой  смотрела крошечная стеклянная девушка. Она была так беззащитна и трогательна, что из-за навернувшихся слез Ксаверий не сразу обратил внимание на тоненькие крылышки у нее за спиной. Он смутился, отвел взгляд, чтоб незаметно стряхнуть предательскую слезу, и увидел еще одну крылатую фигурку, и еще одну, и еще... Вся ландышевая полянка, как витрина стеклодувной мастерской,  была украшена драгоценными статуэтками. Зрелище потрясало своей гармонией и совершенством  и напугало так, что шерсть на спине Ксаверия встала дыбом.  Он  понял, что это никакие ни статуэтки, а самые настоящие феи. Настоящие, только волей какого-то злодея закованные в стеклянные панцири. Ксаверий осторожно попятился, подолгу не решаясь  опустить на землю очередную лапу – ему казалось, что он может наступить на незамеченную в стеклянных зарослях фигурку. Он так растерялся, что совсем забыл, с какой стороны пришел и куда двигаться дальше. Стараясь не оглядываться, он двинулся вправо и вскоре  оказался перед стеклянным кустом черемухи.  Ксаверий остановился и, чтобы отвлечься от все еще стоявшего перед глазами зрелища, принялся тщательно умываться. Он добросовестно намылил языком лапку, поднес ее к уху, и тут до его слуха донеслось бормотание:

- Да, так намного лучше. А если развернуть колокольчики на восток, то будет еще лучше.

Стеклянный перезвон подтвердил догадку Ксаверия: невидимый бормотун приступил к только что озвученному плану. Ксаверий еще не решил, надо ли тихонечко подкрасться и подсмотреть за происходящим с другой  стороны куста или лучше все-таки остаться на месте и подождать развития событий. Он бы потратил на размышления еще несколько минут, если бы из-за куста не появилась несколько кривоватая фигурка в красном кафтане явно не по размеру.  Владелец кафтана вздрогнул, словно сзади его кто-то боднул, и, наставив палец на Ксаверия, дрожащим голосом спросил:

- Как ты сюда попал?

- Через дверь, -  чистосердечно признался кот.

- Через дверь? – на лице вопрошавшего отразился ужас. – Выходит, вот так запросто все, кому не лень, могут войти сюда через дверь? Через какую дверь?

 Голос кривоватенького коротышки (а он, надо признать, был не выше сидящего кота) сорвался на крик.

- Это невероятно! Столько лет, столько лет труда и  все коту под хвост.

Ксаверий скосил глаза в сторону своего хвоста, но ничего такого , из-за чего стоило бы так убиваться,  там не увидел .

- И много вас таких? – обреченно спросил коротышка.

- Вообще или рыжих? – уточнил Ксаверий и попытался в уме сосчитать всех, когда-либо встречавшихся ему котов и кошек. – Вообще много, рыжих среди них тоже порядочное количество.

- И где они сейчас?

- Кто где, - неопределенно махнул лапкой кот. -  В Градомилове - очень много,  да и в дороге встречалось немало.

- В каком Градомилове? Ты мне зубы-то не заговаривай! – потребовал коротышка. – В Листиранию сколько вас проникло?

- Куда? – удивился Ксаверий.

- Сюда! – взвизгнул коротышка.

- Сюда? – Ксаверий оглянулся вокруг. – Если не считать тех на лужайке? Но они, наверное, давно тут…

- Да,  да, - нетерпеливо перебил коротышка, - те давно тут.

- Тогда, -  все так же неторопливо продолжал Ксаверий, – нас тут двое.

- Двое. Значит, есть еще один. Ну и где он?

- Вот, - кот ткнул в грудь подошедшего на расстояние вытянутой лапы коротышку.

- Издеваешься? – злобно прошипел коротышка, сжал кулаки и двинулся на Ксаверия.

- Нет, - искренне ответил тот. – И вообще я не понимаю, что тут происходит. Ты сам-то кто?

- Я хозяин Листирании, - коротышка выпятил грудь и широким жестом указал на стеклянный лабиринт растений.

- А те? – кот скосил глаза  в сторону ландышевой лужайки.

- Феи, - обыденно, словно речь шла о посуде в буфете, отмахнулся коротышка.

- Но как же такое может быть? Феи – они же волшебницы. Разве можно их вот так в  стекло превратить?

- Красиво, правда? Ландыши – любимые цветы королевы фей. Ну а композицию уж я сам подправлял – сложно было конечно,  но зато сейчас они все на своих местах, – в голосе коротышки явственно слышалась гордость. – К тому же они  не стеклянные. Это всего лишь налет заклятия, -поймав непонимающий взгляд кота, коротышка добавил, - Ну, понимаешь, как  на гвозде ржавчина. Гвоздь же от этого не перестает быть гвоздем, Так? Вот и тут - то же самое.

- Невероятно,  - пролепетал Ксаверий, обескураженный равнодушием коротышки. – Но ведь они не могут двигаться, они больше не совершают чудес!.

- А зачем им двигаться? Ты не видел и не знаешь, как раздражает это вечное мельтешение.  А их колокольчики? С ума ж сойти можно: «динь-дилинь, динь-дилинь!»

- Но чудеса…- промямлил кот.

- Вот – чудо, - коротышка обернулся вокруг себя, показывая на окружающую лес магическую стену. – Кстати, я так и не понял, как ты проник-то сюда. Впрочем, сейчас это неважно. Раз ты говоришь, что прошел сюда один, то, может быть, останешься? Понимаешь, мне не то чтоб одиноко . Но  иногда хочется поговорить с кем-нибудь. Кроме того, еще никто ни разу не видел всей этой роскоши, которую я вот уже без малого полтысячелетия лелею. Ты только посмотри, как гармонично подобраны растения! Я выстроил все так, чтоб игра утренних лучей солнца создавала картину, совершенно не схожую с игрой лучей закатных. Чтобы описать словами, понадобиться еще не менее пятисот лет. Это надо видеть.  И я предлагаю это тебе. Ну, что ты думаешь о моем предложении?

- Я есть хочу,- признался Ксаверий. – О чем-либо другом думать сейчас у меня не получается.

- Ах, да! – коротышка хлопнул себя по лбу раскрытой ладошкой. – Ты ведь живой! Это не большая проблема. Ты город видел вон там, за сосняком? Людей там, конечно, нет, но еда осталась. Пойдем, посмотрим?

Голод, как говорит молва, не тетка. Перспектива возможной трапезы выглядела намного привлекательней, чем рассматривание стеклянных гербариев. Не дожидаясь повторного приглашения, Ксаверий побежал  в город.

В большинстве домов окна были отворены, поэтому проникнуть внутрь не составляло труда. Пошарив в двух-трех, ближайших к лесу домах, Ксаверий приуныл: то, что когда-то было едой, превратилось в засохшие, а порой и окаменевшие  реликты.

- Ну, нашел что-нибудь?

Ксаверий бросил печальный взгляд с подоконника только что обысканного дома: внизу стоял запыхавшийся хозяин Листирании.

- Нет тут ничего, - обреченно отозвался кот.

- Значит, не зря я за тобой шел. Пошли, покажу кой-чего, - подхватив полы кафтана, коротышка засеменил вглубь городка.

Домик, к которому они подошли, отличался от прочих вывеской, на которой была изображена улыбающаяся корова. Ксаверию доводилось видеть коров. Улыбающихся среди них он не припоминал.

- Заходи. Чего ждешь? – коротышка уперся плечом, и дверь неожиданно легко поддалась. – Сыроварня. Ты знаешь, что такое  сыроварня?

Ксаверий не знал. Но запах, ударивший в его чувствительный нос, сам подсказал, чем именно занимались прежние хозяева сыроварни.

- Думаю, тут делают сыр.

-  А теперь помоги мне, - приказал коротышка. – Видишь кольцо в полу? Мне нипочем  не открыть этот люк – сил не хватит. И тебе не открыть – лапы коротки. Но если привязать веревку к  кольцу, перекинуть ее через вон тот крюк и потянуть, может и получится.

Повозиться пришлось основательно. Оказалось, что даже объединенных сил недостаточно для открытия двери в погреб. Пришлось привязывать к веревке ведро, наполнять ведро гирьками для весов и сталкивать ведро со стола.

В погребе пахло так, как может пахнуть только в погребе, где хранятся сотни головок разнообразных сыров. Голова Ксаверия закружилась, а сердце радостно забилось от предвкушения пира.

- Ну что, остаешься? – уточнил коротышка, когда Ксаверий принялся приводить свой гардероб в порядок после обильной трапезы.

- Пожалуй, - промурлыкал кот.

- Тогда приходи завтра к бузиновому кусту. Я тебе покажу озеро. Договорились?

***

Но ни завтра, ни послезавтра коротышка не дождался Ксаверия. И причиной тому  было бегство. Под покровом ночи Ксаверий удрал. Он и сам не ожидал такого поворота дел.
Но все по порядку.

Обойдя несколько домов неподалеку от сыроварни, Ксаверий выбрал тот, у которого рядом с открытым окном стояло большое мягкое кресло. Ксаверий не был сибаритом, но зачем отказываться  от возможности выспаться с комфортом? Устроившись поуютней, он уже видел в дремотном тумане жившую неподалеку от дома матушки Плющ трехцветную мурлыку Пуси, когда  до его слуха донеслись голоса. Ксаверий навострил уши и осторожно выглянул из-за занавески. От увиденного шерсть на загривке Ксаверия встатла дыбом, а уши прижались к голове. Едва видимые в лучах солнца тени с наступлением ночи сгустились, обретая объем. Тень дворника  стояла в центре улицы, опершись на черенок метлы, и привычно беседовала с тенью господина, сжимавшего в руках поводок, на другом конце которого виляла хвостом тень таксы.  

Позднее Ксаверий неоднократно повторял, что после пережитого одной безлунной ночью поговорка о любопытстве кошек к нему не имеет ни малейшего отношения.  Но это позднее, а в этот раз страх уступил место любопытству. Ксаверий подкрался, как можно ближе, к странному обществу, чтобы подслушать.

Тени когда-то населявших Сонную Пасеку жителей обсуждали какое-то происшествие, имевшее место много лет назад. Подробностей Ксаверий не запомнил, да и не понял. Но суть уловил. Тени обсуждали то, как вокруг Леса и части городка возникла магическая стена. История завораживала и пугала Ксаверия одновременно. Боясь пропустить хоть слово, он подкрадывался все ближе и ближе, пока не оказался в непосредственной близости от пышной юбки госпожи средних лет, сжимавшей в руках сложенный кружевной зонт. Беседа вилась вокруг какого-то ключа и исполненной с его помощью мелодии. Один из собеседников даже попытался изобразить ее мотив, сложил губы трубочкой и свистнул. От неожиданности Ксаверий подпрыгнул, ударившись о вполне материальную мусорную тумбу, и приземлился нос к носу с тенью таксы, давно заприметившей рыжего чужака.

Следующие несколько мгновений стерлись из памяти Ксаверия. По здравому рассуждению, основанному на том, что он не только остался цел и невредим, но даже имеет возможность рассказать о своем приключении, инстинкт самосохранения указал  коту кратчайший путь из зачарованного городка. Однако подробностей того, как ему удалось проскочить в нужную дверь нужного домика, он припомнить не мог, как ни старался.  Более-менее внятные воспоминания связаны с карабканьем по уступам Имперского Хребта   уже на обратном пути в Градомилов. Но об этой странности своей памяти Ксаверий предпочитал не распространяться.