Стеклянный мёд (глава двадцать первая)

Глава двадцать первая,

в которой мы коснемся исторической темы, а также узнаем кое-что из жизни облаков

          Как-то так повелось, что большинство империй (ну или менее помпезных государственных форм правления) прекращали свое существование в результате переворотов. Сами посудите, если, например, перевернуть чашку с кофе-глясе, грязная чашка останется отдельно, а кофе и недавно плававшее в нем мороженное – отдельно (к тому же куда в менее выигрышном положение, нежели чашка). Примерно такое же действие оказывают всякие перевороты на империи. Кроме того, империю подстерегает опасность рухнуть в результате изношенности. Да, да, да!, Можно иметь великолепный, проверенный тысячелетиями фундамент, украшать строение позолотой и вензелькам. Но стоит упустить из вида, что стены порядком пообветшали и сплошь  изъедены жуками-древоточцами, как в один прекрасный день можно проснуться оттого, что на вас упал чудесный бархатный балдахин, потому как ни стен, ни потолка уже нет, а ваша кровать стоит среди груд пыльного хлама на неподлежащей реконструкции развалине.

          Империя Великих Руманов развалилась по неосторожности. На долю последнего императора Максимилиана Воинственного не досталось ни одного захватнического похода. Восточный континент к моменту его восхождения на трон лет триста, как почти полностью входил в состав империи. А оставшиеся вне поля зрения Мокрелия, Глухомания и Терра Забытикус Империи были ни к чему. О завоевании Западного или Южного континентов не могло быть и речи. Дело в том, что предшественник Максимилиана страдал водобоязнью и на всякий случай приказал уничтожить флот. Максимилиан озаботился было возрождением имперского флота, но на это требовались годы и годы.

Почему же в таком случае последний император получил столь несоответствующее обстоятельствам прозвище - Воинственный? На то было несколько причин. Во-первых, на всех известных портретах Максимилиан был изображен в доспехах рыцаря. Во-вторых, ему принадлежало высказывание, : «Ты можешь не воевать, но быть во всеоружии обязан». Ну и, в-третьих, он любил стрелять, фехтовать, и до последних дней не брезговал принимать участие в рыцарских турнирах, которые сам же и устраивал.  Но турниры никак не получалось проводить чаще одного раза в месяц  - противники императора не успевали залечивать полученные раны. Поэтому весь нерастраченный пыл  молодости  был отдан не менее кровавой страсти – охоте. О, до охоты последний император прямо -таки был сам не свой. У него был собран впечатляющий арсенал всевозможных орудий убийства. В империи не было ни одного замка, где по стенам не висели бы ружья, арбалеты, пики  и прочие колюще-режущие, удавливающие и стреляющие приспособления.  Однажды, охотясь в гористой местности неподалеку от Имперского Хребта, император заблудился. То ли конь, испугавшийся многократно повторенного эхом выстрела, понес своего седока в неизвестном направлении, то ли сам охотник увлекся преследованием серны и забрел в непроходимые места, но  свита так и не дождалась своего императора. Проев все охотничьи трофеи, добытые за день , свита на третьи сутки снялась со стоянки и поспешила в Хеппиленд (тогдашнюю столицу Империи), где ожидала увидеть склонного к розыгрышам императора. Каково же было их удивление, когда этого не произошло. Долго замалчивать факт исчезновения императора не получилось. Отсутствие императора на праздновании своего собственного дня рождения  насторожило общественность, которая тут же разродилась невероятными слухами. Слухи слухами, однако дело усугублялось тем, что,  наследника в виду всепоглощающего увлечения охотой император не удосужился оставить.

          На самом деле конь не уносил императора в неизведанные дали, а как раз напротив - верно ждал его, когда Максимилиану вдруг вздумалось потешить свое любопытство и жажду острых ощущений. А случилось  следующее: преследуя серну, император оказался в горах, где раньше ему бывать не доводилось. День был теплый, солнце стояло в зените, и Максимилиан снял подбитый мехом камзол и пристегнул к седлу. Выпрямляясь в седле, Максимилиан заметил странное сияние, исходившее из недр глубокой расщелины. Он тут же забыл о серне и, соскочив с коня, распластался на краю расщелины, намереваясь взглядом проникнуть в тайну загадочного отсвета. В раннем детстве он часто засыпал под сказки своего конюха о сокровищах Милора Адони, которые тот вверил хранению горных гномов. Таинственный свет пробудил детские воспоминания Максимилиана и магнитом притянул императора к краю пропасти. Однако расщелина уходила глубоко в скальную породу, и было даже удивительно, что свету удалось вырваться оттуда.  Любой другой человек повздыхал бы  и оставил безнадежную затею. Но так поступил бы любой другой человек. Не таков был император!. Мысль о том, что завоевания могут носить не только географический характер, но и магический, толкнула Максимилиана на тропу безрассудства. Сняв с седла две веревки, используемые для заарканивания оленей, Максимилиан предпринял спуск в неизвестность.           

          На удивление спуск оказался легким, достаточное количество уступов позволяло нащупать опору для ноги. Когда длина обоих лассо закончилась, Максимилиан оказался на небольшом уступе, откуда он мог видеть небольшое плато в самом центре расщелины.   Что-то, отливающее приглушенным красноватым цветом, посылало вверх отраженный солнечный свет. С каждым мгновением этот свет становился все слабее и слабее, потому что солнце удовлетворило свое любопытство  и покатилось по небу привычным путем.  Расщелина была очень глубокая и уходила вниз все дальше и дальше, но при этом она была достаточно узкой, чтобы такой сильный мужчина, каким был Максимилиан, с легкостью  достиг плато с лежащим на нем странным металлическим предметом. И Максимилиан прыгнул. Его нога коснулась каменной платформы за миг до наступления темноты. Ощупью он нашел что-то плоское, еще хранившее тепло солнечного света. Стукнув пальцами по отполированной поверхности, Максимилиан услышал металлический «дон-ннн» похожий на тот, который помнил с детства: частенько с сыном конюха, они пробирались на кухню в то время, когда там варили земляничное варенье, и убегая с трофеями, воришки ударяли в большущий медный таз, висевший на стене. Ощупав находку, Максимилиан обнаружил, что с одного края у круглого предмета имеется небольшой изъян в виде неровного скола размером не больше двухрумановой монеты. На оборотной же  стороне  круглого предмета пальцы императора нащупали какие-то письмена, а также очертания звезды с многочисленными лучами, что свидетельствовало о принадлежности предмета Милору Адони. Максимилиан просиял от радости: он на правильном пути и с приходом солнца продолжит исследование плато!. Однако император не учел того, что в горах ночные температуры могут быть крайне низкими, а в глубоких расщелинах – вообще смертельными.   Когда в следующий полдень солнце заглянуло в расщелину вновь, то обнаружило замерзшего мужчину в расцвете лет, державшего на коленях медное зеркало с отколотым краем. Пригорюнившееся солнце прикрылось траурной тучкой. Но мимолетного луча хватило, чтобы темное мертвое лицо мужчины отразилось в искореженной поверхности зеркала.        

          И не было, кроме отвесных стен расщелины, иных свидетелей рождения темного рыцаря, поднявшегося из зеркального омута.  Склонившись над бездыханным телом, рыцарь - темное отражение мертвого императора - уложил его в подобающую вечному покою позу. Скрестив руки трупа на груди, рыцарь положил под них проклятое зеркало, навечно отвернув его от внешнего мира.

          Рывком взметнув руки над головой, рыцарь оттолкнулся от холодной каменной плиты и взмыл ввысь. Вот, пожалуй, и все преимущества существования в виде отражения, сумевшего выбраться из зеркальной реальности – перемещаться в физическом пространстве неимоверно легче.  В один прыжок рыцарь оказался у валуна, рядом с  которым Максимилиан вчера оставил коня. Верный конь, всю ночь простоявший в ожидание хозяина, ткнулся мордой в плечо, соткавшейся словно бы из тьмы провала сумрачной фигуры, и жалобно заржал. Рыцарь отстегнул сумки и снял седло с коня, вскочил на спину белоснежного скакуна  и помчался прочь от Имперского Хребта.

Так началась долгая  история скитаний темного рыцаря.

Так окончилась история Империи Великих Руманов.

***

- Доброе утро, светлая госпожа, - бестелесный голос скользнул к обширному креслу, чтобы дуновением взбить лежащую в нем подушку.

- Будь здрав и ты, Вентичелло, -   ответил тихий  печальный голос.

- Госпожа, я давно хотел спросить,- как так получается, что все вокруг, даже мессир Максимилиано, считают меня немым, а ты меня слышишь?

- Максимилиан одарен другими талантами. Ему нет никакого дела ни до кого, кроме себя самого. Он даже меня не слышит.

- Ты ошибаешься, госпожа. Он очень чуток ко всем твоим желаниям.

- Да, и, видимо, поэтому сделал меня узницей этого ватного монстра, - кулачок, ударивший в отчаянии по стене, прошел ее насквозь, не встретив никакого сопротивления, и вернулся слегка влажным. 

- По-моему, он хочет оградить тебя от всех тех грубостей и грязи, которые могли бы поджидать тебя на земле.

- Ах, Вентичелло, ты воистину счастлив: иметь пустую голову и прекрасный голос – вот все, о чем мечтают тысячи. Это так упрощает жизнь!

- Моя госпожа гневается? – ветер осторожно отдернул завесу туманной дымки и игриво растрепал длинные изумрудные локоны необыкновенно хрупкой, почти прозрачной фигурки, какие бывают разве что у фей.

- Нет, Вентичелло, у меня нет сил ни на гнев, ни на радость.

- О, donna chiara, donna lucida, - запричитал ветер, сворачиваясь у ног маленькой принцессы, как это делают преданные псы.

***

Дартмур уже выводил разными носами сонные трели, когда в белый глаз луны попала какая-то соринка. Соринка вела себя бесспокойно, она летела и энергично взбивала воздушные потоки четырьмя стройными белыми ногами.  Сделав круг над Глухоманией и  дав убедиться своему седоку, что прочие ее земли имеют еще менее похожий на столичный вид,  белый конь спустился из поднебесья на тот самый пустырь, где накануне гуляла ярмарка. Оставив коня пастись (пустырь был настолько обширным, что вытоптать всю траву не удалось бы и за неделю ярмарочных дней),  сумрачный всадник вышел на центральную площадь города. Там он остановился и замер, словно прислушиваясь к доносившемуся со всех сторон сопению и храпу. Через минуту он уже шел по улочке с приземистыми домишками, испуганно смотревшими на полуночного прохожего  черными глазами овальных окон из-под низко нахлобученных камышовых крыш. Чего именно испугались домишки, плотно жавшиеся друг к другу - уверенной ли поступи рослой фигуры или того, что фигура не отбрасывала тени, несмотря на полную луну - сказать трудно.

Не дойдя и до середины улицы, мрачная фигура присела на корточки, чтобы лицо оказалось на уровне окон домика с флюгерным петушком на крыше, и дважды стукнула пальцем по стеклу. В домике замельтешил язычок свечи. Потом скрипнула дверь, и на пороге появилась кутающаяся в шаль фигурка, напоминающая тушканчика.  

- Мадам гадалка? – пренебрежительно спросил ночной визитер.

- Она самая!. Что вам угодно, сударь, в такой час?

- Странный вопрос для гадалки, - холодно усмехнулся рыцарь, – а для того, в чьем распоряжение имеется осколок зеркала- того самого Зеркала- и вовсе  неуместный.

-  Ах, это ты!  Порождение темного света… Я слышала о тебе еще от бабки. Зачем явился? – госпожа Погремушка уперла худенькие ручки в бока и сердито выдвинула подбородок.

- Ох, как воинственно! – вновь усмехнулся рыцарь. – Я не воевать пришел.

-  Еще бы тебе со мной воевать!, У меня есть защита от любых  детей темного света, - гадалка похлопала рукой по карману, где лежал кусочек медного зеркала.

- Знаю, - скривился, как от зубной боли, рыцарь и тут же примирительно добавил. – Я пришел лишь спросить.

- Ну? – госпожа Погремушка нетерпеливо повела плечами.

- Ты наверняка знаешь в Дартмуре всех, кто живет или когда-то жил. Да и о тех, кто только собирается жить, наверняка, тоже в курсе. Мне нужен младший сын из ныне здравствующих трех ветвей  семейства Парпаров. Подскажи, где его найти.

- И ради этого нужно было меня будить  в час ночи? – госпожа Погремушка погрозила всаднику кулачком. – Ищи его во Всеславии!.

- Ты в своем уме, гадалка? Это все равно, что искать иголку в стоге сена.

- Вижу, вежливому обхождению тебя не обучали. Кто ж ты таков? – госпожа Погремушка шагнула вперед и резко поднесла свечу к лицу собеседника. – Ах, вот в чем дело?

Максимилиан резко дернул головой  и чуть было не упал, потеряв равновесие (он все еще продолжал сидеть на корточках).

- Ты и все твои предки, обращаясь к любому жителю Глухомани, должны вставать на колени! – свирепо прошипела гадалка. – И не приказывать, а молить об ответе.

Максимилиан был уязвлен.  В любой другой ситуации, он уже опускал бы меч на голову дерзкой. Но ни в этом случае. Во-первых, ему нужна была информация. А во-вторых, он ничего не мог поделать с тем, в чьих руках был хоть грамм металла от зеркала, породившего темного рыцаря в недрах расщелины Имперского Хребта.

- Прости, - тихо сказал он. – Я не могу быть ответственен за деяния всех Руманов. Мне искренне жаль, что все так получилось. Я ведь с детства считал все мелкие народцы лишь сказочными персонажами и даже не знал, что моя Империя выросла на землях, некогда принадлежавших всем вам.

- Да, пожалуй, это единственное оправдание тебе, - смягчилась госпожа пугрик.          

          - Ты меня прощаешь? – смиренно уточнил Максимилиан.

          - Не спеши. Да и не для извинений ты искал меня. Зачем тебе понадобился хыка?

          - Ты что-нибудь знаешь о Терра Забытикус?

          - Ты имеешь в виду легенду о похищенном Лесе?

          - Да.

          - Какое отношение эта легенда имеет к господину Парпару?

          - Он единственный, кто может помочь вернуть Лес к жизни. Так сказали руны.

          - Врешь!.

          - Спроси у зеркала.

          Гадалка положила руку на зеркало и мысленно задала вопрос. Зеркало осталось холодным.

          - Оно не знает, но и не отрицает.

          - И что ты решила? – рыцарь постарался прочесть ответ на лице пугрика.

          - Что ж, если он сможет помочь в возвращение части земель маленьким народам, пусть поможет. Ищи его в Рослине. Большего я не знаю.

          - Благодарю тебя, – рыцарь поднялся в полный рост и стремительно пошел в направление пустыря.

***

          Луна, проводив взглядом до границы Всеславии стремительный полет белого коня, заглянула в высокое стрельчатое окно, проплывавшей неподалеку облачной башни. Лунный свет серебристым ковриком лег в  большой зале, где ветер, едва касаясь струн арфы, наигрывал какую-то мелодию. Музыка текла из-под пальцев ветра прозрачным ручьем и впитывалась мягкими белопенными колоннами, терявшимися где-то в высоте куполообразного потолка. Сейчас, в призрачном лунном свете Вентичелло приобрел очертания юноши-пажа, но его абрис, словно нарисованный каплями дождя на стекле, был едва уловим.  Он шевелил губами, напевая, но луна не слышала ни звука.

Я живу в стране облаков,

где дождей струистые пряди

омывают доспехи богов,

и светла печаль на закате…

***

          - Наконец-то, - выдохнул господин Парпар, когда луна скрылась за большим облаком, похожим на башню, и спрыгнул на пол, покрытый роскошным ковром.

До того, как влезть в окно, он сверился с бланком заказа и натянул на лицо маску с прорезями для глаз. Он уже давно привык не удивляться причудам клиентов и брался за такие заказы, от которых у большинства хык шерсть становилась дыбом по всему телу. Исполнение сегодняшнего заказа требовало сложного театрального действия, готовясь к которому господин Парпар досконально изучил биографию некоего Урфуса Гросса. Согласно собранным данным господин Гросс был владельцем сети постоялых дворов и одного из банков, охотно ссужавшего под грабительские проценты . Весь бизнес господина Гросса был ориентирован на средний класс, скорее даже на его нижнюю границу. Людей, которые неимоверными усилиями выкарабкались из класса весьма ограниченного в средствах и возможностях, на входе в мир среднего достатка встречал  господин Гросс в лице своих клерков и под видом помощи обирал до нитки.   Желающих поквитаться с таким неприятным типом было немало.  Но под заказом, полученным господином Парпаром, стояла лишь одна подпись. Впрочем, это ничего не меняло. Аванс был аккуратно внесен на личный банковский счет господина Парпара, и соответствующие документы прилагались к заказу.  Старательно поработав в рослинском архиве, господин Парпар выяснил, что Урфус Гросс:

 а) не окончил общеобразовательную школу;

 б) трижды оставался на второй год в различных классах. 

Это показалось хыке интересным, и он продолжил изучение истории клиента в школе номер два города Рослина, где старые учителя помнили не только маленького Урфи, но и столкнусь с Урфусом-банкиром, после чего многие из них лишились скромных накоплений.

          Судя по мощным волнам храпа, заставлявшим вздрагивать одну из дубовых дверей огромной квартиры, спальня располагалась в соседней комнате. Господин Парпар подошел к двери и заглянул в замочную скважину.  Достал из-за пазухи фотографию и сличил изображенного на ней лысеющего брюнета с малиновыми пятнами на шее со спящим на высоченных подушках храпуном в ночном колпаке.  Удовлетворившись результатами идентификации, хыка отворил дверь и скользнул внутрь комнаты. Господин Парпар был лучшим в своем деле.  Он никогда не прибегал к помощи подручных или сложной техники. В его арсенале был один лишь черный зонт (цветной зонт, шедший в комплекте с черным, так ни разу и не понадобился ему.) и умение великолепно подражать чужим голосам. Вот и сейчас господин Парпар, удобно расположившись над головой Урфуса Гросса, раскрыл черный зонт, крутнул его и голосом преподавателя ботаники спросил:

          - Ну что, Урфи, ты расскажешь нам что-нибудь о способах сбора капусты?

          Наутро господин Гросс явился в банк как всегда в элегантном костюме и почему-то в ночном колпаке вместо традиционного котелка и отдал распоряжение незамедлительно возвратить  всем учителям - должникам банка все ранее ими уплаченное, простить долги и назначить каждому из них пожизненное ежемесячное вспомоществование в сумме четырех с половиной руманов.

***

           - Доброе утро, пушистик,- господин Парпар сладко потянулся и продолжил беседу сам с собой, - ты славно поработал этой ночью и заслужил чашечку горячего шоколада с вишневым пончиком!

          - При вашей специальности стоило бы поберечь фигуру, которая может пострадать от любви к сладостям, - посоветовал угол напротив кровати хыки, в которой тот намеревался понежиться еще полчасика. 

Способностей к устной речи ни один из углов уютной квартирки господина Парпара  ранее не проявлял. Поэтому нетрудно догадаться, что  утренняя нега немедля уступила место недоумению. Хыка рывком сел на постели и уставился в угол, только что удостоивший его совета. Ночная работа требовала чуть большего отдыха утром, чем  это принято в обществе производства. Чтобы утреннее солнце не мешало господину Парпару восстанавливать силы, с ним боролись самым простым образом: плотно закрывали жалюзи и задергивали шторы. Поэтому в комнате царил полумрак, а в дальнем углу тени и вовсе свили гнездо и благополучно там плодились.

          - Что, что? – переспросил господин Парпар, силясь рассмотреть хоть что-нибудь.

          - Вредно с утра завтракать нездоровой пищей. То ли дело – овсянка с корицей и печеным яблочком, - продолжил невидимый диетолог.

          -  Я непременно как-нибудь воспользуюсь  вашим советом. Но кто вы такой и чего ради забрались в мою спальню?

          - Видите ли, господин Парпар, мне велено нанять вас для выполнения одной деликатной работы.

          - Ради этого не стоило нарушать закон и проникать в мое жилище, - вставая с постели, ответил Парпар, - вы могли бы подождать меня в конторе.

          - И это говорит тот, кто еженощно проникает в чужие дома?

          - Это другое!. Работа есть работа, тем более, что у меня есть диплом с Печатью, позволяющий мне трудовую деятельность в определенном режиме.

          - Кроме того, - не обращая внимания на раздраженный тон хыки, продолжил сумрачный визитер, - нашей беседе полагалось бы быть более чем конфиденциальной, поэтому мне не хотелось бы вести ее в конторе, где могут быть посторонние уши. 

           - Хорошо. Раз уж вы все равно здесь и, как я понимаю, не намерены покидать мой дом, приступим безотлагательно, - господин Парпар раздвинул шторы и уже собирался открыть жалюзи, но в нерешительности застыл с поднятой лапкой.- Осмелюсь спросить: солнечный свет не причинит вам вреда?

          - Нисколько, - бодро заверил его визитер.

          - Это радует, - в глубине души господин Парпар недолюбливал вампиров и троллей, имеющих сложные взаимоотношения с дневным светилом, поэтому он обрадовался, что его новый заказчик не из их числа. Жалюзи со скрипом поползли вверх.   

          - Так что насчет горячего шоколада? – поинтересовались из угла.

          - Прошу в гостиную, - вздохнул господин Парпар.

***

          - Волшебно! Где вы научились так прекрасно варить шоколад? – Максимилиан вытянул ноги во всю длину и занял ими почти половину гостиной в небольшой, но симпатичной квартирке хыки.

          - Признаться, я посещал семинар страшил  на Южном континенте. Ах, эта необходимость постоянно держать себя в контексте современных методов работы…, - господин Парпар изобразил печать обреченности на лице. - Относительно шоколада:  тамошние умельцы варят его ста двадцатью шестью способами. Я же освоил лишь два. Видите ли, режим семинара был столь жестким, что времени ни на что другое не оставалось.

          - Я вижу, вы и впрямь мастер своего дела.

          - Так уж вышло, что я и хранитель традиций и новатор одновременно. На моем учебнике неконтактного запугивания выросло не одно поколение страшил на всех трех материках.    

          - Что вы говорите? А с контактным запугиванием как у вас обстоят дела?

          - Что вы! Страшилы не прибегают к насилию. Это строжайше запрещено.  Любой самый незначительный намек на проявление агрессии в отношении клиента автоматически лишает вас Лицензии. В буквальном смысле. Видите  ли, оттиск Печати, стоит ему уловить агрессивные вибрации страшилы, тут же самовозгарается- ну и документ, соответственно, тоже. 

          - Как интересно, - Максимилиан слизнул с пальцев брызнувший из пончика джем, - я и не предполагал, что все так сложно устроено.

          - Напротив, все устроено просто и логично. Так что там с вашим деликатным делом? – господин Парпар уже допил шоколад и теперь наблюдал за перепачканным сахарной пудрой Максимилианом, поглощающим очередной пончик.

          - Ах, да, дело… Скажите, господин Парпар, вы когда-нибудь что-либо слышали о Листирании?

          - Разумеется. Не могу сказать, что этот миф пользуется огромным спросом среди моих заказчиков, но два или три раза мне приходилось устраивать соответствующую иллюзию. Знаете, на мой взгляд, это негуманно – заставлять клиента чувствовать себя накрытым стеклянным колпаком. Кстати я отразил свою точку зрения в  новом эссе, посвященном возникновению фобий. Когда-нибудь я систематизирую весь накомпленный материал и напишу книгу, в основу которой, несомненно, ляжет именно это эссе. А почему вы спросили?

          - А как бы вы отнеслись к возможности организации семинара по указанной теме с выездом на место? – Максимилиан запихал остатки последнего пончика в рот, отчего часть слов прожевалась вместе с ним.

          - Не понял – с выездом куда?

          - В Листиранию, разумеется.

          - Но Листирания – миф!

          - Само собой! Как и хыки, и пугрики, и … Да мало ли. Ведь ваш бизнес имеет право на существование лишь потому, что вас как бы нет, вы – миф. Ну, что скажете?

          - Боже мой, так значит, миф имеет под собой основу!, - господин Парпар застыл с кофейником в мохнатых лапках.  – Но, но на карте даже предположительно не указано  место, где бы могла разместиться такая, такое, такой, ну… вы понимаете.

          - Понимаю. И все- таки заверяю вас – место есть, иначе как бы я мог там жить?

          Кофейник упал, разбрызгав остатки шоколада вокруг мохнатых лап господина Парпара.

          - Там жить? Вы хотите сказать? – и без того похожие на пуговицы глаза хыки округлились и вытаращились.

          - Угу, - улыбаясь, кивнул Максимилиан. – Вы не волнуйтесь, присядьте. Я вам все  объясню.

          История в изложение навалевского посланника выглядела как упущение картографов, закравшееся в географические карты  в период активных захватнических походов времен Рума Алчного, положившего начало династии Руманов. Упущение, размер которого вчетверо превышал площадь Глухомании.  Идиллическая картина Листриании дополнялась чудесными видениями королевского двора фей, обосновавшегося ни где-нибудь, а в самом сердце Листирании - на Белом озере.

          - Так в чем же будет состоять особенность моего задания? – стараясь отогнать витавшее перед внутренним взором видение трепетных крылышек, спросил господин Парпар.

          - Видите ли, мы бы хотели предложить вам проведение мастер-класса по теме «Оцепенение».  Говорят, что вы – лучший специалист по данному вопросу.

          - Без ложной скромности могу признать – что есть, то есть. Но дело в том, что  «Оцепенение» не теоретическая дисциплина. Если вы понимаете то, о чем я говорю…

          - Бесспорно! Мы готовы предоставить вам не только прекрасные условия для проведения семинара, но и великолепного подопытного ассистента.

          - Даже так! – удивленно воскликнул хыка. -  Ах, как соблазнительно… И когда планируется проведение семинара?

          - Мы бы хотели все устроить еще до пятницы. Но, конечно, все зависит от ваших возможностей…

          - Пятница, - хыка постарался  рабочее расписание на ближайшие дни. – Это бы неплохо, но ведь до Листирании, как я понял из вашего рассказа, путь не близкий, а пятница уже через два дня. Увы, но мне никак не поспеть!.

          - Мы это тоже предусмотрели. Если иных возражение и препятствий нет, я лично организую путешествие и, более того, сопровожу вас. Кстати, это правда, что в оцепенении подопытный ассистент способен исполнить любое, даже невероятное действие?

          - Абсолютно!. Известны случаи, когда оцепеневшая мышь сервировала стол на одну персону, зажигала свечи, собственноручно поливалась сливочным соусом и на тарелке дожидалась прихода кошки.

          - Прекрасно! – Максимилиан поднялся со стула, демонстрируя готовность к немедленному действию. -  Итак, по коням!