Translate

пятница, 23 марта 2012 г.

Стеклянный мёд (глава двадцать девятая)

Глава двадцать девятая,
в которой Марк слышит то, что не предназначалось для его ушей

          - Господа, а вы заметили, что в этом году стоит небывало теплая погода? Уже октябрь перевалил за середину- а ни сырых туманов, ни промозглых дождей, - обмахиваясь краем мантии, констатировал магистр Дордан.
          В кабинете и впрямь было жарко, несмотря на распахнутое окно. Секретарь сосредоточенно пролистывал протокол последнего заседания Комитета по надзору за эволюцией.
          - Да-да,  - не отрываясь от текста, подтвердил он. – На это обратили внимание буквально все выступавшие. Вот у меня тут все зафиксировано. Видимо, Осень вновь передала свои полномочия тетушке Бабье Лето. Но такого длительного периода отсутствия она себе никогда ранее не позволяла. Надо бы уточнить причины…
          - Милейший, - обратился Дордан к любовавшемуся своим отражением в поверхности хрустально шара Мозулу, - передайте-ка шар сюда.
- Вы что, вот так запросто намерены вторгнуться в личную жизнь Осени? – спросил Мозул, стараясь скрыть смущение от того, что его застали за разглядыванием собственного отражения.
- Обычная процедура, - отмахнулся Дордан и критически осмотрел хрустальную сферу.
После получаса тщетных попыток добиться от магического инвентаря связи с запрашиваемым субъектом, раздосадованный Дордан спросил секретаря:
- Вы когда с шара последний раз пыль вытирали? Ничего ж не видно!.
- Зачем вам сфера, Дордан?  - минутой ранее незаметно вошедший в кабинет магистр Пелазор стоял за спиной Дордана и с любопытством наблюдал за манипуляциями коллеги.
- Хочу посмотреть, где прохлаждается Осень. Она уже полтора месяца отлынивает от выполнения своих обязанностей. Так скоро дойдет до того, что весь Орден Посвященных разбежится. Кто в последний раз слышал о его работе? Разболтались, понимаешь!. Спросить с них некому, они же подчинялись только Милору.
- Как это не неприятно признавать, - морщась, сказал Пелазор, - но я разделяю вашу обеспокоенность исчезновением Осени. Именно исчезновением!. Потому как я не верю в то, что она, как и любой член Ордена Посвященных, могла без веской причины оставить дела на произвол судьбы. 
- Тогда надо послать за исправным шаром, - предложил Дордан, - этот абсолютно не работает.
 - Магистр, я вас умоляю, - секретарь возвел очи горе, - не более часа назад я проконтролировал с его помощью рассылку приглашений на торжества по случаю юбилея ЧАВР.
- Ну, смотрите сами, - магистр Дордан засучил рукава и с повышенным усердием принялся выписывать воздушные вензеля, силясь добиться от шара нужной  информации.
Снисходительное выражение сменилось озабоченностью на лице магистра Пелазора. Он впервые за свою вековую магическую практику столкнулся с нежеланием хрустального шара повиноваться волшебнику (пусть и такому вздорному, каким, несомненно, был толстяк Дордан). Гладкая прозрачная поверхность затянулась молочно-белой дымкой и не реагировала ни на один из приказов магистра Дордана.
- Магистры, магистры!, - воззвал потерявший терпение секретарь, - раз у вас не получается установить место нахождения Осени, может быть, имеет смысл попробовать найти тетушку Бабье Лето? Ее присутствие, насколько это позволяет определить температура воздуха, очевидно.
- Что ж ты раньше молчал? – магистр Дордан метнул недовольный взгляд в сторону секретаря, опять склонившегося над бумагами.
- Дайте-ка, я попробую, - протиснулся между креслами магистр Пелазор.
Не встретив возражений, он приступил к общению с хрустальной  сферой и довольно быстро добился желаемого результата. Картина, явленная выпуклой поверхностью, располагала к мечтам о тихой сельской жизни.  На просторной кухне, где там и сям с притолок свисали пучки трав, связки сушеных грибов и длиннющие, бусами снизанные нити ягод, у плиты суетилась приземистая полная розовощекая дама. Она размешивала деревянной поварешкой в большом медном тазу янтарное варево, в которм легко угадывалось варенье. Кабинет наполнился запахом земляники.
- Господа, что за шалости, ну давайте серьезнее!. Отмените иллюзию, - пробурчал магистр Дордан,- всем давно известно, что шары  не в состоянии передавать ни звука, ни запаха. Тем более, очевидно же, что она варит не земляничное, а облепиховое варенье.
- Вот еще, она варит варенье терновое с лимонными корками!, - возразил некстати проснувшийся пожилой волшебник, почему-то не укативший с прочими старичками в свою Мальвинию.
- Какой может быть терн в середине октября? Ясно же, что это рябиновое варенье, - внес свою лепту в спор секретарь.
- Может быть, пора вспомнить, с какой целью мы разыскивали тетушку? -  ввернул Мозул.
- Действительно, а с какой целью мы ее разыскивали? Ну, посмотрели, увидели: дама работой занята. Спросить-то мы ее ни о чем не можем, звуков шар не передает, - Дордан почесал подбородок.
- Современные технологии, - обрадовался возможности поделиться достижениями своей кафедры магистр Ла Боратор, - уже позволяют устанавливать двустороннюю связь, качество которой зависит от расстояния, конечно.
Присутствующие переключили свое внимание с шара, транслирующего кухонное шоу,  на магистра Ла Боратора в ожидание чего-то доселе неслыханного.  Гордый проявленным к нему вниманием Ла Боратор подошел к распахнутому окну, откашлялся и громко сказал:
- Госпожа Бабье Лето, уважаемая, не могли бы вы уделить нам несколько минут вашего драгоценного времени?
- Буквально пара минут, и я в вашем распоряжение, - откликнулся женский голос, - сейчас я не могу оставить варенье без присмотра.
- Как вам это удалось? – восхищенно выдавил магистр Дордан.
- Господа, вам всем пора в отпуск, - раздраженно вставил секретарь. – Неужели непонятно, что госпожа Бабье Лето сейчас царит повсюду? Вы же сами только что выражали недовольство по этому поводу!.  Было бы действительно невероятным чудом, если бы магистр Ла Боратор смог установить связь с Весной.
- Или хотя бы с пропавшей Осенью, - подытожил развенчание сиюминутной сенсации Пелазор.

***
Максимилиан легко спрыгнул со спины Хаммуба и вошел в темную комнату, где недавно оставил Пьера, упивающегося восторгом в предчувствии близкого триумфа. Темнота никогда не мешала темному рыцарю, он ведь и сам в какой-то степени был ее отпрыском. Самой темной безлунной штормовой ночью он видел так же хорошо, как при свете дня. Вот и сейчас он увидел внушительный бочонок с медом, оставленный Пьером на столе, и спящего мальчика.
- Найденыш опять заболел, - подумал вслух Максимилиан, усаживаясь на грубый табурет у стола. – Странный недуг у парня. А впрочем, я бы отдал часть обещанной Империи за возможность выспаться, да что там -, за возможность уснуть хоть на несколько минут.
Раздавшийся с последними словами перезвон колокольчика Максимилиан не услышал. Он погрузился в сон.
Авиталь выглянула из капюшона дорожного плаща темного рыцаря, осмотрелась и, не теряя времени даром, выпорхнула в неплотно прикрытую дверь. 

***
- Я вас внимательно слушаю, - тетушка Бабье Лето вытерла руки о передник и уставилась в окно.
- Госпожа, не сочтите нас негостеприимными, напротив, нам очень приятно ваше внимание, коим вы почтили нас в этом году, - взял на себя смелость обратиться к тетушке Бабье Лето Мозул. – Но нас занимает один вопрос: где сейчас Осень?
- Я бы вам с удовольствием подсказала, будь и меня хоть малейшее представление, куда запропастилась моя племянница. Она попросила подменить ее денька на три-четыре, максимум – на недельку. Мол, у нее неотложное дело. А мне и так, и этак последние числа сентября по семейному обычаю принадлежат. Ну, я и согласилась!. Однако уже первая декада октября на исходе, а она все не объявляется.    
- Как все это странно, - проговорил Пелазор. – Госпожа, а вы не связывались ни с кем из вашей семьи? Может быть, они знают, что могло стрястись с Осенью?
- Вы только посмотрите, сколько у меня дел! Когда мне разговоры говорить? Да и не принято в нашей семье мешаться в личную жизнь друг друга.
- Но надо же что-то делать! – вспылил Дордан.
- А вы не пылите, юноша! – ответила дама, взвешивая на руке гранитный пестик, которым планировала растереть в ступке кое-какие специи.
- Это я - юноша? – все сильнее раздухаряясь, вскричал Дордан.
- Вы все для меня юноши, - рассмеялась тетушка Бабье Лето, - если не детишки. Меня уже сотни и сотни лет величали тетушкой, когда вы без штанов бегали за бабочками.
Дордан зарделся, припомнив тот случай, когда он мальчишкой, ловил бабочек и, увлекшись погоней, упал в ручей. Пришлось снимать мокрую одежду и раскладывать сушиться на нагретом летним солнцем валуне.
 - Госпожа Бабье Лето, - обратился секретарь, – а нет ли какой-то особенной приметы, по которой мы смогли бы определить хоть приблизительное место нахождения вашей племянницы?
   - Конечно, есть! Там, где сейчас Осень, особенно ярко золотится листва, всякая лесная живность – белки, бурундуки – тащат по норкам грибы, орехи; утренние туманы гуще и студенее. Да что я вам рассказываю, вы сами-то память поворошите: что обычно отличает Осень? Вот и присматривайтесь, а у меня и без вас хлопот полон рот!.

***
- Максимилиан! – голос Пьера звучал откуда-то издалека и казался воспоминанием о долгом кошмаре, в котором он - наследник престола Великих Руманов - существовал бестелесным призраком, обреченным на вечные скитания. – Максимилиан, просыпайся!
Сквозь навалившуюся мягким пуховым одеялом дрему Максимилиан почувствовал, что кто-то трясет его за плечо. Но он не хотел пропустить тот момент, когда гадкого зарвавшегося колдуна вздернут на виселице. Его слух уже ласкал барабанный бой, под который палач накидывал петлю негодяю на шею. Он предвкушал, что с минуты на минуты ловким ударом ноги палач выбьет из-под ног приговоренного опору, и вместе с последним хрипом преступника мир покинет угроза, нависшая над головой наследника великой Империи.  Максимилиан напрягся и подался вперед, чтобы не пропустить ничего из предстоящего зрелища. Он отчетливо увидел искаженное ужасом лицо преступника и затаил дыхание в предвкушение близящегося избавления. И упал. Стул, выбитый ногой Пьера из-под спящего Максимилиана, с грохотом покатился по полу.
- Не время спать, солдат! Победа вот-вот осенит нас своими крылами! – Пьер вытер губы и отставил кружку. – Попробуй медовухи. Удалась.
Максимилиан рассеянно огляделся. Сон растаял. Действительность в лице захмелевшего Пьера Наваля не обещала ничего хорошего.
- Вставай, вставай, - Пьер протянул руку, помогая рыцарю подняться с пола. – Что принцесса?
- Приняла дар, - коротко доложил Максимилиан.
- Он ей понравился?
- Не знаю, - солгал обиженный грубой выходкой Пьера Максимилиан, - она его еще не пробовала.
- Что так?
- Оставила для вечерней трапезы. Я приглашен.
- Замечательно! Я же говорил, что с крошкой надо подружиться, все остальное она сделает сама. К которому часу ты зван?
- К вечерней звезде.
- Вот и славно. Еще есть время. Выпей со мной, - Пьер снял с полки вторую кружку и налил в нее из поясной фляги мутный напиток. – Не сомневайся, медовуха – самое здоровое питье.
- Благодарю, - вежливо кивнул Максимилиан, принимая из рук волшебника кружку с тягучей, сладко пахнущей жидкостью.
Пьер подошел к окну и отдернул занавеску. Марк глубоко вздохнул во сне и улыбнулся какому-то из посетивших его сновидений.
- Думал ли ты когда-нибудь, мой мальчик, что наступит день, подобный водоразделу. Вся жизнь до него – пшик, не стоящий упоминания тусклый день. А жизнь, начинаемая в тот самый день – вечность, сотканная из твоих желаний и моих возможностей. Придет время, я научу тебя тому, что знаю сам.
- Монсеньор, - грея в ладонях кружку, поинтересовался Максимилиан, - я давно хотел спросить: кем вам доводится этот мальчуган?
- Марк? -  садясь подле ребенка, переспросил Пьер. – Даром небес. Ты не думай, я не спятил и не напился до беспамятства.
- Но кто его мать?
- Не знаю. Более того, упреждая твой следующий вопрос, сразу скажу, что я понятия не имею, кто его отец. Однако последние десять лет я считаю себя его отцом.
- Я думал, что он ваш настоящий сын, - соврал Максимилиан, прекрасно помнивший тот день, когда стены Грозового Бастиона впервые наполнились криком младенца.
-  И наверное, предполагал, что его несчастная мать, не имеющая средств к существованию и возможности растить ребенка, подбросила его мне в надежде, что я не оставлю родную кровь на произвол судьбы? – усмехнулся Пьер.
- Ну…- Максимилиан смущенно отвел взор.
- Я не император, чтоб плодить бастардов. Волшебнику, если он серьезно занимается магией, бессмысленно и вредно тратить время и силы на семью. Тебе ли ни знать, сколько сил отнимает женщина. Ее вечная трескотня способна свести с ума даже каменный столб. Мне же нужна ясная голова. Ты себе не представляешь, сколько забытых формул я смог восстановить, изучив сотни древних рукописей. На это я потратил немало умственных  сил. Упорство, лишь упорство в союзе с терпением позволяют дождаться плодов, сколь трудоемким ни был бы процесс их получения!. 
- Но ведь мальчик каким-то образом попал к вам.
- Я считаю его появление знаком Судьбы. Я потратил десятки лет на разгадывание тайны стеклянного меда и все безрезультатно. Сотни, а может быть, даже тысячи формул уводили меня в ложных направлениях. Но я методично проверял каждую из них, заходя в тупик и начиная каждый раз все сначала. Как сейчас помню: я вышел во внутренний двор Грозового Бастиона расправить легкие изрядной порцией свежего воздуха; замок плыл над морем, вокруг бушевал шторм. Я увидел в смятение волн какую-то скорлупку. Она кренилась, черпая воду то одним, то другим бортом, и была уже на волосок от того, чтобы пойти ко дну. Молния разрезала кривым кинжалом полог ночи, и я увидел, что в суденышке что-то  лежит. Ты не поверишь, но он, - Пьер указал на мальчика, - был завернут в обрывок старинного холста. Соленая вода не пощадила материю. Но в тех местах, где холст соприкасался с тельцем ребенка, невообразимым образом сохранились письмена. Я недаром провел над расшифровкой свитков, написанных на давно забытых языках, большую часть своей жизни. Мне хватило беглого взгляда, чтобы понять: передо мной фрагмент доселе неизвестной рукописи Мёрдока.  Я возблагодарил небо. И принял маленького посланца, как подобает в случаях с дарителями бесценных сокровищ. Воспитание его – лишь малая часть той платы, которую я могу отдать  за знание, сохраненное благодаря теплу крохотного тельца.
- Невероятная история!. Но разве вы никогда не задавались вопросом: кто этот ребенок, каким образом он попал в это суденышко, и кем он был завернут в тот самый холст?
- Эти вопросы абсолютно бессмысленны. Суть в том, что рукопись попала по назначению. Прочее же не имеет к делу ни малейшего касательства.
- Однако вы испытываете к ребенку привязанность. Разве я не прав?
- Это привычка. И некое проявление гордыни: я могу стать не только новым распорядителем мира, но и создать более могущественного волшебника из когда-либо ступавших на землю. Марк – мой новый проект.  И я займусь им, как только закончу переустройство мира.
- Вы – могущественный маг, если после такой колоссальной работы, как запуск новых часов гармонии, у вас достанет сил для очередных проектов.
- Вздор! Основная работа уже проделана. Формула разгадана, мед собран. Фея - на расстоянии вытянутой руки. Ключ ждет своего часа в сейфе. Осталось лишь дождаться вечернего чаепития в Башне Света и вручить принцессе ключ гармонии. Всё остальное  - дело магии. Нет силы, энергии, способной противостоять магии. Она запустит любой механизм, придай лишь направление движению. И тот мир, на пороге которого мы стоим, будет совсем иным, поверь  мне!.
- Да, вы всё продумали до мельчайших деталей, - Максимилиан поставил кружку на стол и поднялся. – Пойду, перед визитом к Авиталь почищу Хаммуба.
 - А я, пожалуй, еще выпью, - Максимилиан заглянул во фляжку и разочарованно швырнул ее на стол. – Пусто. Придется идти за новой порцией.
Когда звук шагов Пьера стих, Марк открыл глаза и потер лоб. Он не все понял из сказанного отцом. Но теперь он точно знал, что Пьер ему не отец. Когда он проснулся? Пожалуй, когда табурет с грохотом улетел в дальний угол комнаты. Почему он не подал виду, что не спит? Он и сам не знал. Однако теперь он знал больше, чем хотел. И что делать с этим знанием, не представлял.


***
Патрик расплатился с возницей, согласившимся подвезти попутного странника до подножья Имперского Хребта, поправил перекинутую через плечо суму и оценивающе осмотрел белеющие снегом вершины.
Все время в пути он думал о встрече с матушкой Плющ. 
Чувство нежности, румянцем залившее щеки Патрика при виде своей тетки, смешалось с чувством вины, испытываемой блудным сыном по возвращении в родные пенаты. Он хотел, как в детстве, поделиться с ней всеми своими тайнами, рассказать о прожитых в Глухомании двадцати годах, послушать ее рассказы о соседях и милое хвастовство о призах, полученных на последней ярмарке за великолепные яблоки. Но время поджимало, и большего, чем обнять тетю Петти и пообещать непременно проведать ее сразу по возвращении, Патрик не мог себе позволить.  Прощаясь, он попросил господина Бобликса подыскать старушке помощника по хозяйству и найти удобную телегу, чтоб можно было с комфортом отправить домой и ее, и ослика. Вопреки ожиданиям, старушка  запротестовала и отказалась от помощника, сказав, что у нее уже есть один. И от телеги отказалась тоже.  Она  планировала проведать в Синей Лощине пару своих товарок, купить в бакалейной лавке кое-что из заморских приправ и вернуться домой вместе с господином Лютиком, чьей помощью никогда не брезговала в подобных путешествиях.
Патрик еще раз окинул горную гряду взглядом и, вспоминая совет возницы, направился в росший у подножья гор лес. По словам возницы, дорога, ведущая через Буреломный Лес  к предгорьям Мальвинии, сразу за лесом упирается в почтовую станцию; далее дорога разветвляется, и самый северный из ее побегов ведет в земли, некогда известные как земли корфов, или Дивный Лес. По лесу дорога пролегала двумя широкими и порядком разбитыми колеями, однако была прямой, словно прочерченной по линейке. Лес  никогда никем не поддерживался в порядке. Молодые деревца росли среди остовов сваленных ветрами и древоточцами старых деревьев, кое-где прорастая сквозь дупла и переплетаясь корнями с вывороченными корневищами. Мхи и лишайники селились на старых корявых стволах и ветвях, предавая и без того древним деревьям вид вековечных стариков. Птицы этот  лес облетали стороной, звери, если и заходили в него, то лишь для того, чтобы укрыться от охотника.           
  Войдя в лес до полудня, Патрик вышел к почтовой сторожке, как и было обещано, ближе к вечеру, но еще до заката. На крыльце домика, совмещавшего сразу функции и почтовой станции и придорожной харчевни, сидел его хозяин – плешивый мужичок неопределенного возраста. Завидев Патрика, мужичок пьяненько улыбнулся и поприветствовал путника:
- Добрый вечер, господин. Не хотите ли отужинать?
- Здравствуйте, - откликнулся  на приветствие Патрик. – Отчего ж не разделить трапезу с хлебосольным хозяином?
- Вот и славно!, - обрадовался почтарь. – У меня весь день сегодня славный. Верно говорят: как день встретишь, так и проводишь. Не зря распечатал бутыль наливки, как раз на ужин и осталось.
- Не взыщи, хозяин,  трапезу разделю, а пить не стану.  Мне еще путь неблизкий предстоит сегодня.
- Куда ж ты, на ночь глядя-то? – удивился мужичок.
- Где-то в окрестностях должна быть здесь пасека.
- Есть. Как не быть! А ты не иначе к Пьетро с какой-нибудь почтой? Он с утра уже сам наведывался. Ждет очень.
- В самую точку, - лукаво подмигнул Патрик. – Только вот не знаю, как дойти ловчее, чтоб не ночевать под звездами.
- Ну, чтоб время не терять, - почтарь встал и направился в одну из дверей домика, - заходи!. Дорога дорогой, но на сытое брюхо она завсегда приятнее.
Вынутый из печи горшок надежно хранил тепло каши со шкварками. Сотрапезники, вооруженные деревянными ложками, уснащали ужин беседой.
-  И давно вы уже тут служите? – поинтересовался Патрик.
- Так, почитай, лет десять уж.
- А хозяйка ваша где?
- Да не было ее никогда. По молодости я еще в женихах походил, а как заплешивел, ни одна девка на меня и смотреть не захотела. Ну, я и пошел по почтовому ведомству. Сначала лет десять колесил по Всеславии,  развозя почту; потом в конторе года четыре просидел в младших подручных. Ну а как тутошный почтарь помер, мне и предложили место. А что? Тихо, мирно, начальство далеко, работы немного. Я даже огородец завел и харчевенку. Какая-никакая, а денежка!. Правда, тратить деньги тут не на что. Ну, так и я тут вечно куковать  не собираюсь. Еще год-другой, подам в отставку. Прикачу в Рослин и заживу состоятельным франтом. Глядишь, и подженюсь, - почтарь хохотнул. – А может, так и останусь вольным. Вон сосед-то мой, пасечник Пьетро живет без бабьего общества, еще и мальчонку растит. И все у него хорошо.
- А вы, значит, хорошо знаете Пьетро?
- Ну хорошо ли, нет ли, а только я вот что скажу: непростой он человек. Я с ним хотел было ближе сойтись. В нашем медвежьем углу иной раз от тоски выть хочется. А он, как каменный истукан. Вроде бы говорит, дышит, а все как неживой. Глаза у него странные, как две пропасти. Я как-то пришел к нему в выходной день,он ульи красил. И что ты думаешь?Даже в дом не позвал!. Мальчонке своему сказал меня  квасом угостить, а сам шляпу с сеткой так и не снял и ко мне не подошел, руки не подал. Поди пойми его. Да и ладно!. У меня дня не проходит, чтоб человек какой по делам ли, проездом ли ни остановился, словом ни перекинулся. Общение, какое ни  есть. А уж как он живет - это его дело. Так что я даже не знаю, пустит ли он тебя переночевать или, как только ты ему почту-то отдашь, выпроводит в ночную темень в обратный путь. Может, у меня останешься, а утречком к нему?
  - Не могу, - допив квас, ответил Патрик, - непременно нужно сегодня.
- Так разве ж не понимаю? Сам десять лет доставлял срочные депеши. Ну, мил человек, - сгребая выложенные Патриком на краешек стола деньги за ужин, пригласил хозяин, - будешь обратно идти, заходи – завсегда рад.   
Полученные от хозяина харчевни наставления относительно пасеки и дороги к ней помогли выбрать Патрику правильную развилку, круто уходящую влево относительно прочих путей, на  которые дробилась дорога, выныривая из леса. Патрик мерил дорогу шагами, размышляя о том, откуда у Пьера мог взяться сын. В конце концов, он пришел к выводу, что Пьер обзавелся новым подручным, который, как в свое время Патрик, выполнял мелкую работу по хозяйству и наблюдал с почтительного расстояния за работой волшебника.
 Дорога вывела Патрика из горного проема, когда солнце уже покинуло сцену дня, а на горизонте опустился багряный занавес облаков. Пасека впала в дремотное оцепенение. Стоявший чуть поодаль дом пасечника грустно смотрел в сторону Дивного Леса темными глазами окон. Над Дивным Лесом парило высокое белопенное облако, очертаниями напоминающее башню.          

***
Прежде чем проверить свою догадку относительно бегства Авиталь, Максимилиан, как ни в чем не бывало, подошел к пасшемуся неподалеку дома пасечника Хаммубу, достал из седельной сумки гребень и принялся расчесывать его гриву. Убедившись, что Пьер вышел из дома и отправился в сторону погребка, Максимилиан проверил капюшон. Он оказался пуст. Куда могла подеваться принцесса, Максимилиан не знал. Если предположить, что она прежде всего наивная девчонка, то стоило бы наведаться на пасеку и посмотреть: не пожимает ли она лапки каждой встречной пчелы?. Если же вспомнить, что она  наследница престола фей, то, прежде всего имело смысл проверить: не поспешила ли она к Белому Острову – резиденции своей матери? И не мешало бы вспомнить все слышанные в детстве притчи о феях: не было ли среди них байки о чудесных спасениях или способностях фей исполнять собственные желания?
Тот факт, что Авиталь сбежала, с одной стороны даже веселил Максимилиана. Он бы хотел увидеть лицо Пьера в тот момент, когда до него дойдет, что мировое владычество временно  откладывается до поимки какой-нибудь, не впавшей в стеклянное оцепенение феи. С другой стороны, Максимилиан  прекрасно понимал, что гнев Пьера обрушится прежде всего на его голову, и незамедлительно отправился на поиски принцессы.
 
***
Марк аккуратно сложил плащ на лавке, натянул длинный, почти до колен шерстяной свитер, нашел свои новенькие, ожидающие холодов и снега сапоги и засунул их в тот же дорожный мешок, куда несколькими минутами ранее уложил ломоть хлеба и несколько груш. Плотно прикрыв за собой дверь, он решительно двинулся в сторону Хребта. Где-то там, за Хребтом живет семья Тилли. Марк не сомневался, что и для него местечко в их гостеприимном доме найдется. Сумерки начали сгущаться задолго до того, как мальчик миновал отделяющее пасеку от Хребта поле. Соваться в горы ночью было неразумно. Поэтому Марк свернул с намеченного пути и вскоре добрался до обжитого им еще в конце августа стога сена.

Пьер вернулся из погребка еще более захмелевшим, чем уходил из дома. Настроение его было великолепным. Задержавшись перед дверью, он окинул взглядом небо и увидел вечернюю звезду.
- Чудесно! Лучше и быть не может. С минуты на минуту вернется Максимилиан с фантастически сговорчивой феей. Пора приготовить ключ!.
Пьер вошел в дом и в наступивших сумерках не обратил внимания на опустевшую лавку. Он открыл черный шкаф с томящимися в стеклянных сферах волшебными формулами и…  хмель его растаял без следа. 
Сфера, куда накануне он заключил ключ с обрывком цепочки, опустела.
   

Комментариев нет:

Отправить комментарий